Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я сдаю, — забираю колоду и начинаю тасовать.
— А кто бы ты хотела, чтобы у тебя первый был? — вдруг спрашивает Света и приклеивает оторвавшийся кусочек скотча. — Дима Билан? Прилучный? Ченнинг Татум? Чисто гипотетически?
— Ну уж точно не местные мальчишки, если ты об этом, — фыркаю я. — Да не! — Кривлюсь, вдруг на секунду представляя, что это реально. Что шершавые пальцы какого-нибудь Влада на «Птахе» дотронутся до меня где-то кроме рук и талии. — Фу! Фу! Фу!
Смотрю на подругу, видимо с чересчур выразительным непринятием ситуации, что она начинает ржать в голос.
— А я бы Дэниэла Рэдклифа выбрала, — мечтательно тянет Света.
— И его волшебную палочку? — не удерживаюсь я от пошлой шуточки.
— Ой, ну тебя, — толкает подруга меня в плечо и тоже кривится. — Я же шучу, Лер!
За окном слышится шорох шагов, и мы навостряем уши.
— Пришли все-таки, — подпрыгивает на кровати Света и тут же начинает поправлять волосы и сарафн.
— Влад мой, — киваю ей я и в этот же самый момент замираю, потому что мужская фигура в чёрной футболке и джинсах легко перемахивает через подоконник.
— Эй, — подхватываюсь я, — ребят, вы совсем офигели? Вам сюда нельзя! Мы просто на подоконник сядем и поболтаем.
— Федор, ты чего? Что за шутки? — строго говорит Света, — Сними это!
Теперь в свете фонаря я тоже замечаю, что у парня на лице надета балаклава.
— Глупо, — фыркаю.
— Иди сюда, дай сниму, — Света делает шаг к парню и протягивает руку, чтобы сорвать маску, но вдруг наш незваный гость резко хватает ее за руку и рвёт на себя, прижимая спиной.
Она не успевает даже что-то понять и вскрикнуть, как мужская рука зажимает ей рот, а возле горла оказывается нож.
Я вдыхаю воздух, чтобы громко закричать, но осекаюсь и зажимая себе рот, видя блеск лезвия.
— Молчи, — хрипит гость. — Или я отвинчу башку твоей подружке, как курице.
Через подоконник перемахивает ещё один человек. По телосложению явно больше первого, но не такой быстрый.
Света в ужасе вращает огромными глазами и надсадно сопит через нос.
До меня запоздало доходит, что это нифига не наши друзья — местные мальчики на байках.
Это настоящие преступники! Господи! Да здесь же зона в нескольких километрах через лес.
— Аптечку ищи, — хрипит мне первый, а второй со стоном падает на мою постель, разрывает свою балаклаву сверху и скрипит зубами.
Мой шокированный мозг приходит в себя и начинает верещать о том, что рано прощаться с жизнью, ещё не все потеряно. Если бы нас хотели убить или изнасиловать, то сделали бы это сразу. И уж точно не просили бы аптечку, и не скрывали бы лица.
— Ну живее! Чего встала? — мучительно и зло требует второй, не выдерживая моей медлительности.
Я лезу в тумбочку и достаю оттуда аптечку, любовно собранную моей мамой.
Чего здесь только нет! Таблетки от поноса, горла, головы… Даже от похмелья и тошноты!
— Вот… — кладу аптечку рядом со вторым парнем на подушку и замечаю, что его балаклава густо пропитана кровью.
— Села, — рявкает на меня первый, — и обрабатывай.
— Что? — в шоке зависаю. — Я же не врач. Я не умею! А здесь кровь…
— Быстро, я сказал! — психует мужчина. — Сделаешь, и мы уйдём.
На дрожащих коленях приближаюсь к кровати и сажусь на ее край. Беру из аптечки перекись и двумя пальцами начинаю стаскивать с мужчины маску вниз.
Он жестко, но совсем не больно перехватывает мою руку.
— Не надо, — говорит предупреждающе-хрипло. — Так делай.
Глава 15. 7 лет назад
Лера
Я лью перекись почти вслепую, собирая обильную пену ватой и перекладываю телефон с включённым фонариком к себе поближе, чтобы было лучше видно.
Луч света скользит по глазам мужчины. Я замечаю в них влажный блеск и понимаю, что ему очень больно, но он терпит.
Совершенно абсурдно, но во мне зарождается к этому человеку сочувствие, и я начинаю обрабатывать рану бережнее.
— Кровь не заканчивается, — говорю, словно оправдываясь за медлительность. — Рана очень глубокая. Вам, наверное, швы нужны.
— Пластырь есть? — шипит мой пациент сквозь стиснутые зубы.
— Есть, — запускаю руку в аптечку и достаю. — Бактерицидный.
— Похрену какой, — торопит меня мужчина. — Стягивай им края.
Несколько секунд я мешкаю, не зная, как прикоснуться руками к открытой рваной ране.
— Я не умею, — признаюсь честно.
— Руки облей, — говорит мужчина, — сводишь края и фиксируешь пластырем.
— Ну не тупи! — рявкает на меня первый мужик и что-то делает Свете, от чего та начинает жалобно поскуливать в его ладонь.
Тело сковывает ужасом. Оглядываясь на подругу, касаюсь окровавленной кожи дрожащими пальцами, вытираю ее ватой и клею первую полоску пластыря. Отпускаю края раны, чтобы приготовить новую полоску, и рана разъезжается прямо на глазах, снова наполняясь скользкой кровью.
Мужчина подкатывает глаза и сжимает зубы.
— Простите, — шепчу.
Учтя первый опыт, готовлю полоски пластыря заранее. Пока снимаю упаковку, боковым зрением вижу, как первый мужчина постоянно выглядывает в окно, явно боясь преследования.
Со второго раза стягивать края раны у меня получается быстрее и лучше.
— Там осталась грязь, — предупреждаю я своего пациента. — Какая-то труха. Не понятно от чего. Перекись вся кончилась…
— Не болтай, делай резче, — с болью в голосе цедит мужчина.
Накладываю последние полоски и вижу, что первые уже пропитались кровью.
— Надо бы ещё крепче притянуть, — говорю мужчине, но бинтов у меня нету…
Он со стоном делает рывок и поднимается, облокачиваясь спиной на стену. Наощупь находит мою простынь и тянет на себя. В несколько резких движений отрывает от неё полоску по длинному краю.
— Заматывай…
Накладываю ткань поверх пластыря в два оборота и заправляю край, чтобы лучше держалась.
Неожиданно, мой нос улавливает запах «Эгоиста» от Шанель. Я не могу ошибаться. Мама дарила такой одеколон папе на день рождения два года назад. Разве сбежавшие заключённые так пахнут? Или мне просто кажется?
— Спасибо, — едва различимо говорит мой пациент.
Поднимается с кровати и, придерживаясь за предметы, идёт к окну.
«Да у него же сотрясение» — доходит до меня. Но какое это имеет значение? Я ничем больше ему помочь не могу. Да и не горю желанием!
Первый мужик отпихивает от себя Свету. Она падает на кровать возле противоположной стены, и с характерным звуком бьется чем-то о тумбочку, начиная плакать.
Мужчины перемахивают через подоконник и растворяются в темноте.
Я, словно в трансе, несколько секунд слушаю шорох их ботинок