Мархатты, проживающей по адресу: 4B/1, Бэллигандж Серкьюлар Роуд, Калькутта 700019. Я сообщаю о том, что мисс Мохамайя Мондол двадцати восьми лет, близко мне знакомая, была убита неизвестным лицом или лицами в прошлую пятницу, третьего июня, в «Голубом лотосе» в Сонагачи. Ей разбили лицо бутылкой с карболовой кислотой, которую она хранила в своей ванной, а склянку запихнули в горло. Она умерла в результате намеренно нанесенных ран. — Пауза. — А теперь, пожалуйста, соблаговолите записать мои показания и передать мне копию протокола.

Самшер снова крутанулся в кресле, оглядел свой кабинет, как загнанный в угол зверь, поднял руки вверх и сказал:

— Что ж, мадам, мы к вашим услугам. Мы здесь только для того, чтобы защитить вас. — Он слегка приподнялся и, осмотревшись по сторонам, крикнул: — Эй, Балок-да! Отведи мадам к Наскару и примите от нее заявление, хорошо?

Дипа напоследок улыбнулась Самшеру. Он знал, что улыбка неискренняя, льстивая, но при этом еще и снисходительная. Женщина протянула ему руку, что озадачило Самшера, и он замер на мгновение, прежде чем догадался, что от него ждут рукопожатия.

— Рада познакомиться с вами, офицер. Хорошего дня.

Самшер покачался в кресле взад-вперед, словно проверяя на скрипучесть. Настроение было напрочь испорчено этой неприятной встречей. Да, это правда, что в полиции знали об убийстве. Но чего они ожидали лично от него? Что он по собственной воле ринется в бой — спасать общество от разорения и несправедливости? Когда начнут искать виновных, тогда и обратятся к девушкам из квартала красных фонарей. Не зря же их согнали в один анклав, в эти «плавучие города», где они могут жить среди своих и не мешать нормальным людям. «И я должен быть их гребаным хранителем?» — с горечью подумал Самшер.

Он ущипнул себя за переносицу, помассировал виски костяшками пальцев. Вдруг захотелось позвонить жене, послать за ней полицейский джип, отвезти ее в кафе «Митра» на послеобеденный чай и рыбный кобираджи, а потом вместе прокатиться на джипе вдоль Ганга. Он купил бы ей мороженое, и они посидели бы рядышком на берегу, держась за руки. Но у жены не было мобильника — мать запрещала, — и к домашнему телефону ей тоже не разрешали подходить. Мать всегда была начеку, как будто только она одна стояла барьером между нормами морали и полным разрушением домашнего порядка. Самшер вздохнул — вечер с женой не стоил того, чтобы ходить на цыпочках под прицелом молчаливого кипящего гнева матери.

Балок Гхош просунул голову в дверь и спросил, не хочет ли он чашку чая. Самшер кивнул, уставившись на путаницу электрических проводов и ворон за окном.

Глава 13

Лали собирала вещи, аккуратно укладывая одежду на дно больших полиэтиленовых мешков за неимением другой тары. Она подумывала о том, чтобы пойти и попросить у кого-то из девушек чемодан или хотя бы багажную сумку. Но потом решила, что обойдется: не хотела отвечать на вопросы или вызывать любопытство, особенно когда не знала, чего ожидать. Она села на кровать, бросив на пол сложенную блузку, которую держала в руке. По сути, она заключила сделку с мадам Шефали — сделку, не прописанную на бумаге и даже не изложенную в общих чертах.

Она оглядела комнату с разбросанными повсюду вещами и почувствовала, как надвигается опустошенность. Тяжело отказываться от своего угла, где ты сама себе хозяйка. Жилье обходилось ей недешево и кишело тараканами, но она долго шла к тому, чтобы позволить себе собственные четыре стены. Иногда казалось, что комната медленно высасывает из нее душу, требуя ежемесячных вложений, и Лали трудилась как проклятая, зарабатывая на содержание места, из которого хотела сбежать. И все же это была ее собственность. Единственная вещь в мире, которая по-настоящему принадлежала ей. Комната придавала ей смелости, дарила возможность закрыться от мира. Многие женщины так же относились к здешней жизни. Что и говорить, всем жилось несладко, но случались у них и хорошие минуты, и, несмотря ни на что, эта жизнь принадлежала им. В такие моменты, как этот, Лали почти понимала Малини с ее суровой одержимостью и стремлением к справедливости.

Лали остановилась перед свежевыкрашенной дверью в приватных апартаментах мадам Шефали «наверху», как она их мысленно называла, и на мгновение заколебалась, затем с чувством, средним между мстительностью и бессильным отчаянием, распахнула дверь с такой силой, что та ударилась о стенку. Бросила свои полиэтиленовые пакеты на девственно-чистую кровать. Чинту провел ее через роскошную гостиную в маленькую спальню. Она заметила, что дверь запирается изнутри. Сама дверь тяжелая, выкрашенная в темно-красный цвет. Широкая двуспальная кровать занимала внушительную часть пространства. Застеленная красивым молочно-белым бельем, она разительно отличалась от убогой шаткой кровати с дешевыми набивными хлопчатобумажными простынями, на которых Лали провела большую часть своей жизни. Пол сверкал, и в комнате разливался слабый цветочный аромат. Новый кондиционер был установлен прямо над кроватью.

Поначалу, прорвавшись сквозь туман необъяснимой беспомощности, Лали почувствовала прилив облегчения, как если бы прошагала много миль по невыносимой жаре в разгар лета и вдруг кто-то притормозил рядом с ней в машине с кондиционером, предлагая погрузиться в сладостную прохладу. Но она знала мадам Шефали, как знала и это место. Она видела, как девушки отчаянно хватались за внезапную удачу, обещание замужества, признание в любви, внимание богатого бабу, который оплачивал бы аренду, что избавляло от необходимости стоять на улице. Такая щедрость судьбы была недолгой, и Лали давно усвоила, что несбывшиеся надежды бьют сильнее, чем меняющиеся обстоятельства. Или, может, она просто утратила веру в лучшее. Что-то, в конце концов, приходилось отдавать. Надежда не годилась как стратегия выживания в Сонагачи.

Лали подумала, что надо бы распаковать багаж. Одежды оказалось гораздо больше, чем она предполагала, — вещи выползали из всех щелей, словно крысы, стоило ей приступить к сортировке. Она выгрузила кое-что из мешков и прошлась по комнате, прижимая к груди ворох дешевого тряпья. Одежда как будто шептала, что ей не место в этих хоромах. Здесь не было ни комодов, ни металлических шкафов, да даже стального сундука.

Она выглянула в коридор, надеясь найти кого-нибудь и спросить, куда можно сложить одежду. Чинту, стоявший снаружи, сказал, что ее ожидает машина.

— Где? — спросила она.

Чинту пошел вперед, и Лали последовала за ним к черному седану. Села в машину, закрыла за собой дверь и смотрела сквозь темные окна в морозном от кондиционера воздухе, как мимо медленно проплывает город, утопающий в