— Хорошо, только побыстрее. Скоро начнется лондонский сезон, а я хочу успеть жениться на ней до этого.

Чарли кивнул. Натан тоже, похоже, ничего не имел против.

— Будет сделано, милорд. Можете на нас с Натаном положиться.

Хэмптон в этом не сомневался — за деньги они пойдут на что угодно.

— Тогда все. Через две недели привезете мне девчонку, и тогда получите всю сумму.

Чарли обнажил в ухмылке желтые зубы. На узком, словно лезвие бритвы, лице Натана тоже появилась довольная улыбка. Они вышли из дома через черный ход, а Бэскомб, подняв с пола бумаги, снова засел за работу.

Последующие два часа он посвятил просмотру гроссбухов по отгрузке товаров на корабли, проверке счетов, изучению деклараций судового груза и накладных. Он уже просмотрел более половины бумаг, когда мысли его невольно переключились на Элизабет Вулкот. Он вспомнил тот день, когда она вернулась домой из школы миссис Брюстер — довольно престижного учебного заведения.

Тогда он заехал к сэру Генри, чтобы уладить очередной пограничный спор, и как сейчас помнит тот момент, когда Элизабет вошла в комнату. У него сразу перехватило дыхание. Вместо шаловливой девчонки, какой Элизабет уезжала из дома, стояла красивая, изящная молодая женщина, уверенная в себе и — как он позже обнаружил — умная и смелая.

Он тотчас же решил, что она будет принадлежать ему, с годами эта решимость все крепла, подогреваемая близким соседством. С самого начала Хэмптон знал, что ее отец не согласится на их брак, однако это обстоятельство его мало волновало. Он придумал по крайней мере дюжину способов заставить сэра Генри отдать ему Элизабет в жены, и каждый из них подразумевал насилие.

Даже когда сэр Генри умер, Элизабет не хватило ума понять, какая из них с Хэмптоном получится замечательная пара. Но ничего, со временем она это оценит, Хэмптон не сомневался. Когда они поженятся и Элизабет станет графиней Бэскомб, все те усилия, которые он приложил для того, чтобы ее заполучить, окупятся сторицей. Быть может, Элизабет в будущем и придется периодически учить уму разуму, поскольку она — особа упрямая и своевольная. Что ж, совместная жизнь от этого станет только интереснее.

Оливер представил себе, как трепещет под ним восхитительное юное тело Элизабет, а он все крепче прижимает ее к дивану, и почувствовал нарастающее возбуждение. Он вообразил себе, как ласкает ее восхитительную налитую грудь, как вонзается в нее, и застонал от страсти. Руки задрожали, тело объял огонь желания.

Он хотел Элизабет Вулкот уже очень давно. И чем ближе была цель, тем острее становилось желание, порой ему уже стало казаться, что он вообще не может думать ни о чем другом. Оливер стиснул зубы с такой силой, что затрещала челюсть.

Если недоумки, которых он нанял, чтобы притащить ему Элизабет, снова его подведут, он их в бараний рог скрутит.

Элизабет не сомневалась, что граф жалеет ее. Наверняка он понимает, что она чувствует себя в Рейвенуорт-Холле пленницей, хотя дом этот настолько огромен, что в нем можно заблудиться.

Видимо, Уорринг и в самом деле вспомнил, как ужасно сидеть в тюрьме, даже если в ней на окнах висят шелковые шторы, а на постели лежат пуховые перины, поскольку на следующий день рано утром предложил Элизабет и тете Софи поехать в соседний городок.

— Вам наверняка нужно что-нибудь купить, — сказал он, сидя напротив Элизабет в столовой. — Ну, там, всякие швейные принадлежности, ленты… не знаю, что еще покупают женщины, когда по полдня бродят по магазинам.

Элизабет рассмеялась:

— По правде говоря, у меня все есть, но я с радостью притворюсь, что мне что-то необходимо, если из-за этого можно будет поехать в деревню.

Граф усмехнулся, и его серо-голубые глаза насмешливо блеснули.

— Только не отходите от меня ни на шаг. Люди Бэскомба могут оказаться неподалеку, и я не хочу рисковать.

У Элизабет от радости перехватило дыхание. Провести в компании Николаса несколько часов… Да об этом можно только мечтать! Ее, правда, в последнее время беспокоило, что ее все сильнее и сильнее к нему тянет, однако сегодня, когда выдалась такая великолепная возможность побыть в его обществе, Элизабет старалась об этом не думать.

— Что ж поделать? Придется терпеть, — улыбнулась она.

Рейвенуорт, в свою очередь, улыбнулся самым обаятельнейшим образом.

— Тогда, скажем, через час? Я пока распоряжусь подать карету и буду ждать вас с тетушкой в красной гостиной.

Элизабет радостно кивнула, а два часа спустя их маленькая компания уже шествовала по шумной улице, заходя то в один магазин, то в другой. В Севеноуксе как раз был базарный день, и главная улица городка пестрела разноцветными палатками. В них шла оживленная торговля фруктами, мясом, сыром, одеждой, старьем, углем, имбирными пряниками, устрицами — в общем, всем, что душе угодно. Каждый торговец расхваливал свой товар. По улице сновали точильщики ножей, предлагая свои услуги.

Элизабет не нуждалась в покупках, однако это не уменьшало ее радости от того, что она снова находится среди людей и, если уж говорить откровенно, что Николас Уорринг сегодня целиком и полностью принадлежит ей.

Правда, нельзя сказать, чтобы они были совсем уж одни. Их сопровождали лакей графа Теофилус Суон и камердинер Элиас Мути. Элизабет вспомнила, что они познакомились с графом в ссылке, оба были мужчинами сильными и решительными. Похоже, граф их взял с собой специально, на всякий случай.

Элизабет взглянула на Рейвенуорта. Одет он был весьма элегантно: темно-фиолетовый сюртук, черные панталоны, плотно обтягивающие мускулистые ноги, белоснежная кружевная рубашка, оттеняющая смуглый цвет лица. Элизабет поймала себя на том, что не может оторвать от него взгляда.

— Как же я рада, что мы сюда приехали! — проговорила тетя Софи, бесцеремонно прерывая ход ее мыслей. — Какой славный стоит денек!

Она подошла к палатке, где торговали одеждой, чтобы посмотреть алую ленту, а граф повел Элизабет к следующей палатке, где продавали веера.

— Нравится? — спросил он, глядя на Элизабет.

Взяв веер в руку, Элизабет с трудом заставила себя посмотреть на прелестную вещицу.

— Очень. — Она развернула веер. На темном шелке была изображена очаровательная картина: залитый лунным светом пейзаж. Для усиления эффекта вся поверхность веера была расшита крошечными жемчужинками. — Никогда не видела такой красоты.

Рейвенуорт улыбнулся:

— Тогда он ваш.

— Нет-нет, я не могу… — попыталась было отказаться Элизабет, но граф перебил ее:

— Я ваш опекун, Элизабет, и имею право покупать вам все, что пожелаю. А я желаю, чтобы у вас был этот веер.

Элизабет почувствовала, будто ее обдало теплой волной.

— Спасибо, милорд, — проговорила она.

Николас Уорринг снова улыбнулся, и взгляд Элизабет упал на его четко очерченные губы. Какие они, должно быть, мягкие и теплые! Поспешно отведя взгляд, она огляделась по сторонам.