– Отец, но ты ранен! – возразил Хэл.

– И возможно, я был бы ранен куда серьезнее, если бы ты вернулся к нам позже на пару минут.

– Позволь мне осмотреть твою рану!

– Я знаю эти штучки, которым учил тебя Эболи… ты что, станешь мочиться на родного отца?

Сэр Фрэнсис засмеялся и хлопнул Хэла по плечу:

– Ну, может быть, я доставлю тебе такое удовольствие немного позже. – Он повернулся и закричал через палубу: – Большой Дэн, иди со своими людьми вниз, повыгоняйте все сырные головы, которые там прячутся! Мастер Джон, поставь стражу возле грузовых люков. Присмотри, чтобы никто ничего не стащил оттуда. Всем достанется честная доля! Мастер Нед, берись за руль и разворачивай этот корабль к ветру, а то все его паруса порвутся в клочья.

А потом он громко закричал всем остальным:

– Я горжусь вами, шельмецы! Хорошо потрудились! Все вы отправитесь домой с полусотней золотых гиней в кармане! Но даже девицы в порту Плимута не полюбят вас так, как я!

Матросы радовались бурно, почти истерично, освобождаясь от отчаяния и страха.

– Пошли!

Сэр Фрэнсис кивнул Эболи и направился к трапу, что вел к офицерским и пассажирским каютам на корме.

Хэл поспешил за ними, и Эболи проворчал ему через плечо:

– Ты поосторожнее. Там внизу найдутся такие, кто будет счастлив воткнуть тебе кинжал между ребер.

Хэл знал, куда направляется его отец и что его заботит в первую очередь: он хотел найти морские карты голландского капитана, его вахтенный журнал и указания маршрутов. Они представляли для него куда большую ценность, чем все душистые специи, драгоценные металлы или яркие самоцветы, которые мог везти галеон. Получив эти документы, сэр Фрэнсис мог получить ключи к каждому из голландских портов и их крепостей в Индии. Он мог прочитать данные капитану инструкции, узнать о маршруте других кораблей и об их грузе.

А для него это стоило больше, чем десять тысяч фунтов чистого золота.

Стремительно спустившись по трапу, сэр Фрэнсис дернул первую дверь. Она оказалась заперта изнутри. Он отступил немного и ударил ее ногой. Дверь распахнулась, чуть не слетев с петель.

Капитан галеона склонился над своим письменным столом; он был без парика, его одежда насквозь пропиталась потом. Он в смятении вскинул глаза на ворвавшихся; кровь капала из пореза на его щеке на шелковую рубашку, широкие модные рукава были порваны.

При виде сэра Фрэнсиса он застыл, а до этого явно запихивал судовые журналы в тяжелую холщовую сумку. Подхватив сумку, капитан бросился к иллюминаторам. Их переплеты и стекла были выбиты пушками «Леди Эдвины», кормовые иллюминаторы были открыты настежь, и под ними бурлило и пенилось море. Голландский капитан поднял сумку, чтобы выбросить ее наружу, но сэр Фрэнсис успел схватить его за руку и швырнуть на койку. Эболи сцапал сумку, а сэр Фрэнсис любезно поклонился.

– Вы говорите по-английски? – спросил он.

– Нет английский, – огрызнулся капитан, и сэр Фрэнсис без труда перешел на голландский язык.

Будучи рыцарем-мореплавателем, он говорил на языках большинства морских наций: французском, испанском и португальском, а заодно и на голландском.

– Вы мой пленник, минхеер. Как вас зовут?

– Лимбергер, капитан первого класса, на службе Голландской Ост-Индской компании. А вы, минхеер, пират, – ответил голландец.

– Ошибаетесь, сэр! Я капер его величества короля Карла Второго. И ваш корабль теперь – военный трофей.

– Вы выбросили фальшивые флаги! – обвинил его голландец.

Сэр Фрэнсис сурово улыбнулся.

– Это законная военная хитрость. – Он небрежно взмахнул рукой и продолжил: – Вы храбрый человек, минхеер, но сражение закончено. И если вы дадите мне слово, с вами будут обращаться как с моим уважаемым гостем. А когда за вас заплатят выкуп, вы получите свободу.

Капитан шелковым рукавом отер кровь и пот с лица, на котором появилось выражение покорности. Он встал и протянул свою шпагу сэру Фрэнсису эфесом вперед:

– Даю вам слово. Я не попытаюсь сбежать.

– И не станете подбивать своих людей к сопротивлению? – задал еще один вопрос сэр Фрэнсис.

Капитан хмуро кивнул:

– Хорошо.

– Мне понадобится ваша каюта, минхеер, но я найду вам другое удобное место.

После этого сэр Фрэнсис сосредоточился на содержимом холщовой сумки, вывалив его на стол.

Хэл знал, что с этого момента отец полностью погрузится в чтение документов, и оглянулся на Эболи, стоявшего на страже в дверях. Негр кивнул, давая разрешение, и Хэл выскользнул из капитанской каюты. Отец даже не заметил этого.

Держа в руке абордажную саблю, Хэл осторожно пошел по узкому коридору. До него доносились крики и шум с других палуб – команда «Леди Эдвины» разоружала голландских матросов и выгоняла их на открытую верхнюю палубу. Но здесь было тихо и безлюдно. Первая дверь, которую подергал Хэл, оказалась заперта. Поколебавшись, юноша решил последовать примеру отца. Дверь устояла перед его первой атакой, но он отступил чуть подальше и ударил снова. На этот раз она распахнулась, и Хэл буквально влетел в каюту, потеряв равновесие и заскользив по прекрасному восточному ковру на полу. И растянулся на огромной кровати, занимавшей, казалось, половину каюты.

Когда он сел и уставился на окружившее его великолепие, он уловил аромат куда более головокружительный, чем могли бы испускать любые специи. Это был запах будуара избалованной женщины, а не просто запах драгоценных цветочных масел, соединенных вместе искусством парфюмера, – нет, все это смешивалось с куда более тонким запахом кожи, волос и здорового, молодого женского тела. Аромат был таким изысканным, таким волнующим, что, когда Хэл поднялся на ноги, они почему-то заметно ослабели, а юноша продолжал жадно принюхиваться. Ничего более удивительного никогда не чуяли его ноздри.

Не выпуская из руки саблю, он окинул взглядом каюту, не слишком обратив внимания на роскошные гобелены и серебряные вазы с засахаренными фруктами и ароматическими смесями. Зато его внимание привлек туалетный столик рядом с переборкой, уставленный стеклянными баночками с кремами и флаконами духов с пробками из черненого серебра.

Хэл направился к столику. Рядом с флаконами лежал набор серебряных щеток для волос и черепаховая расческа. Между зубьями расчески застряла тонкая прядь волос длиной с его руку, тонких, как шелковая нить.

Хэл взял гребень и поднес к лицу, словно некую святую реликвию. И снова на него хлынула волна чарующего аромата, головокружительный запах женщины. Намотав волоски на палец, Хэл снял их с расчески и с благоговением сунул в карман грязной, провонявшей потом рубашки.

В это самое мгновение до него донесся тихий, но душераздирающий всхлип из-за яркой китайской ширмы в другом конце каюты.