Хоуп ощущал душевное умиротворение, хотя налет меланхолии после неумеренных возлияний стерся еще не полностью. Однако когда он спрашивал ее имя, на него уже накатывала легкая волна похоти.

— Кристина… спасибо, сэр, вы весьма любезны.

— Твое имя произошло от слова «христианин». — Он сел на кровати, спустив ноги на пол, и теперь она заметила его густые темные с проседью волосы. Такие женщины, как эта Кристина или Сэлли, всегда возбуждали его интерес, к тому же эти наивные простушки обычно принимали уловки за чистую монету. — Имя, точно кристалл, сверкающий в лучах солнца, словно ты стоишь рядом с окном, сквозь которое проникают яркие полуденные лучи. Надеюсь, Кристина, мы станем друзьями.

— О нет, не станем, — торжественно пообещала она не столько ему, сколько самой себе, улыбаясь и выходя из комнаты.

Она сама не понимает почему, рассказывала она через несколько минут своей лучшей подруге, но он ей «ужасно неприятен».

Даже такой легкий флирт слегка оживил Хоупа. Он поднялся с постели и подошел к окну. Внутренний двор гостиницы был залит полуденным солнцем, жизнь снаружи так и кипела, и в этой повседневной сутолоке была своя прелесть. Однако прежде необходимо поесть, а перед завтраком сделать гимнастику — он выполнял упражнения неукоснительно каждое утро, невзирая на собственное состояние. За долгие годы не слишком обеспеченной жизни он успел хорошенько усвоить, что судьба человека зачастую зависит от того, насколько он силен. Кесвик же потребует всех его сил.

Охая от боли в мышцах и исходя испариной, Хоуп все же заставил себя закончить упражнения, сосредоточив особое внимание на руках и груди. К тому времени минул полдень. Он уже пробыл в Кесвике целые сутки, и за эти часы всему городу стало известно: в гостинице «Голова королевы» остановился весьма привлекательный полковник благородного происхождения Александр Август Хоуп, младший брат графа Хоуптона, член парламента от Линлитгошира и друг премьер-министра мистера Питта. Он на несколько дней задержится в этом благословенном местечке и по каким-то своим, ему одному известным причинам хотел бы остаться инкогнито.

— Так что ж, полковник, — тихо разговаривал он с самим собой, натягивая узкие белые бриджи. — Каково ваше настроение сегодня? Вы отменно позавтракали? Хорошо ли выспались? Глотнули свежего воздуха, проветрив голову? Великолепно, полковник. — Он втянул живот и с трудом застегнул бриджи. — Вашей легкой жизни, полковник, можно только позавидовать. Вы беззаботны, точно какой-нибудь принц, и если весь мир рухнет в тартарары, вы и не заметите. Однако, полковник, вы мне нравитесь все больше и больше. И даже имя Хоуп начинает звучать весьма привычно. — Он мягко улыбнулся собственным мыслям. В его воображении с удивительной яркостью нарисовалась картина двух разных людей, один из них, новый и еще пока не вполне знакомый, точно бесплотный фантом вошел в другого, того, старого, от которого сам Хоуп мечтал избавиться.

Еще во время своей первой прогулки по Кесвику Хоуп выяснил, что в городишке проживают всего два аптекаря — Мэри Фишер и Джон Хогарт. Он решил, что было бы весьма бестактно без предварительной договоренности нанести визит и попросить настойку опия. Однако мистер Вуд настоятельно рекомендовал местного хирурга доктора Эдмонсона. Мальчишка-мартышка взял карточку полковника Хоупа и со всех ног кинулся к врачу, дабы тот, не мешкая, назначил время визита. Свободное время в очереди пациентов нашлось сразу. Полковника впустил в дом неунывающий горбун-слуга, который беспрестанно подмигивал и радостно улыбался, при этом не произнеся ни единого слова. Возможно, хозяин держал его, дабы оттенить собственные достоинства, поскольку был доктор Эдмонсон весьма привлекательным мужчиной и прекрасно знал об этом. Строгое выражение лица, столь присущее всем докторам, невероятно гармонично сочеталось с его словоохотливостью, даже в некотором смысле говорливостью. Он с поверхностной эрудицией рассуждал о предметах, касающихся всех областей наук, да к тому же беспрерывно пересказывал досужие сплетни.

Он самым непринужденным образом пригласил Хоупа пройти в свой «маленький кабинет», и весь его вид демонстрировал совершенное равнодушие к высокому происхождению благородного гостя, однако эта непринужденность и равнодушие казались наигранными. В то же время Хоуп почувствовал немалое облегчение. По пути к дому хирурга он боялся, что не сумеет найти общего языка с врачом. Он уж давно выяснил для себя, что все снобы подобны слепцам, и стоит только выяснить, к какой области жизни относится их слепота, как обретаешь истинную безопасность в общении с подобными людьми. Ему подумалось, что уж больно скоро доктор Эдмонсон забыл о благородном происхождении полковника Хоупа и его неразрывной связи с семьей Хоуптонов, а в особенности о титуле его старшего брата. И в то же время такое осторожное поведение местного врача весьма льстило полковнику.

Вскоре они уже наслаждались прекрасным хересом.

Весьма небрежно Хоуп упомянул о своих «пустяковых ранениях», между прочим рассказав о тех «мелких стычках», в которых ему довелось принимать участие, и совсем уж было собирался перейти к своей просьбе, когда доктор Эдмонсон и сам озвучил его желание:

— О, без сомнения, вам нужен запас опия.

Хоуп рассеянно кивнул, с полным безразличием глядя в сторону. Он частенько это делал, вот только теперь он рассматривал прекрасной ручной работы медицинский ящик из красного дерева, оснащенный десятком маленьких ящичков с латунными ручками, восхитительный набор инструментов для опытов — тюбики, банки, различной длины трубки. Его взгляд неторопливо скользил по вещам в кабинете, оценивая солидную библиотеку, расставленные повсюду классические бюсты, в этой комнате веяло духом Просвещения.

— Я вижу, вы образованный человек, доктор Эдмонсон.

— Ну что вы, полковник, мои познания весьма скромны. Здесь, в Кесвике, все мы, образованные люди, стараемся держаться вместе. Наверняка вам еще пока не довелось услышать о нашем изобретательном картографе и замечательным основателе музея Питере Кроствейте. А еще о мистере Отли, нашем выдающемся геологе, или же о мистере Поклингтоне, чьи уникальные архитектурные сооружения украшают острова и берега Дервентуотера. В нашем маленьком городке, знаете ли, есть немало людей, которые весьма интересуются последними достижениями и открытиями в самых различных областях науки. Если вам доведется задержаться у нас чуть подольше, нежели вы полагали ранее, я бы с удовольствием представил вас нашему скромному обществу.

Полковник рассеянно отговорился, вскользь упомянув, что он — перелетная птица. Еще пара-тройка дней, и жизнь его потечет по иному руслу, однако красоты здешних мест весьма впечатлили его и оставили свой след в его сердце.

— Жаль, что все так складывается, — ответил доктор, — однако завтра мне необходимо отбыть во Францию. Полагаю, моя поездка займет не менее трех месяцев.

— Верите ли, Лондон почти опустел. Почитатели Наполеона тотчас же после заключения Амьенского мира бросились в Париж, дабы поцеловать землю, по которой ходил их кумир.

— Признаться, меня нисколько не восхищает этот человек, — заметил Эдмонсон. — Более того, некоторые мои друзья придерживаются того мнения, будто это истинный дьявол во плоти. Однако, надо отдать должное, его Метод и Логика заслуживают истинных похвал. Теперь, когда наше правительство подписало мирный договор, мы могли бы кое-чему поучиться у него. Эта страна, сэр, чрезвычайно нуждается в Методе и никогда раньше не пожинала плоды Логики. Вы со мной не согласны?