А ты на самом деле веришь, что только ради этого? Чтобы саамские дети говорили по-английски? Брось, сказал себе Бьорн. Ты ставил эти спектакли для того, чтобы в героинях видеть Натали Даре. Чтобы оживлять всякий раз в памяти, заставляя ее говорить так, как тебе хочется, двигаться, смеяться…

— Нет-нет! Не так! — Бьорн хлопал в ладоши, останавливая старшеклассницу, которая отдаленно напоминала ему Натали. — Наклонись поближе к нему, да, вот так. Ведь ты благодаришь его за подарок, ты говоришь: «Какая прелесть».

— Но Бьорн, разве это прелесть? — надувала губы артистка, — это всего-навсего зеленая ленточка.

— Но на ней написано что?

— На ней написано мое имя…

Сейчас Бьорну было смешно вспоминать о том времени, когда он вернулся после Марша мира домой.

Почему же он не поздравил Натали Даре с рождением ребенка, ее знаменитой на весь мир Миры?

Наверное, потому, что это стало для него настоящим потрясением. Он листал каждую газету, каждый женский журнал, желая и боясь прочесть в нем, чей ребенок Мира. Кто ее отец.

Впрочем, неужели не ясно? — в сотый раз уверял он себя. Бернар Констан. Он. Он увивался вокруг Натали. Выходит, поздравить Бернара? Вот уж нет.

Бьорн продолжал жить в Йокмокке, учить детей, ставить сценки и тешить себя воспоминаниями, оживляя их, сочиняя продолжение.

А теперь впору самого себя одернуть, хлопнуть в ладоши и сказать: «Нет, не так. Плохо играешь, Бьорн».

Плохо, потому что сердце твое на самом-то деле готово теперь подпрыгнуть от радости — ты свободен!

— Я уже собрала вещи, Бьорн, — продолжала Карола.

— Едешь в Стокгольм?

— Да. — Она кивнула, ни один волосок не шелохнулся, так туго был стянут пучок.

Бьорн заметил по белой длинной шее, как тяжело Карола сглотнула. Высокий ворот свитера крупной вязки оттопырился, и ему было видно ключицу. Карола прекрасно вязала, она была талантлива в этом деле. Она вообще была хорошая женщина, и жаль, что ее муж рыбак утонул.

— Что ты будешь делать в Стокгольме?

— Меня наняли в вязальную мастерскую. Ее создают с нуля, я буду главной мастерицей. Ты ведь помнишь, я посылала свои работы на конкурс?

— Помню.

— Это результат.

— Я рад за тебя. А дети?

— Они будут посещать муниципальный детский сад.

— Значит, ты меня бросаешь, — произнес Бьорн фразу, которая, он знал, после долгих размышлений о случившемся разрыве, будет утешать женщину.

Она его бросила.

— Да, Бьорн, я выхожу из этого поезда. Я приехала, — сказала Карола, но в ее глазах он не увидел и намека на слезы.

— Что ж, думаю, мы останемся друзьями.

Бьорн снова почувствовал фальшь накатанной фразы, потому что освободившаяся душа — он и сам не подозревал, в каком тупике оказался, — кричала о другом: свободен! Свободен!

От чего же ты свободен, Бьорн Торнберг? — спросил какой-то незнакомый голос. Ты свободен от греха или для греха?

Я свободен от греха, сказал он сам себе. Потому что жениться на Кароле, к которой на самом-то деле охладел, было бы равносильно взятому на душу греху.

Карола ушла, а Бьорн сел верхом на стул и расхохотался. Он хохотал, запрокинув голову, до слез. Он размазывал их по щекам и был похож на человека, который долгое время провел в заключении.

Он что, на самом деле собирался жениться на Кароле, на женщине с тремя детьми? Но почему?

Бьорн покрутил головой, словно освобождаясь от наваждения.

О ресторанах «Столик Траппера» не знал только тот, кто вообще не интересовался ресторанами. Об этой сети прекрасно было известно и «зеленым», которые не раз своими выступлениями делали бесплатную рекламу детищу Агнес и Натали. Но на самом деле слово «бесплатная» правильнее взять в кавычки, потому что эти выступления организовывала Агнес, взбодрив «зеленых» кое-какими обещаниями, к примеру, отправить их в Европу на сходку за счет женской организации.

«Зеленые» выступали в защиту диких животных, призывая не прикасаться к медвежатине, но к ней не только после этого прикасались, ее с жадностью поедали клиенты «Столика Траппера» повсюду — от Нью-Йорка до Лас-Вегаса.

Натали оказалась очень способным коммерсантом. Она учитывала такие мелочи, которые позволяли их ресторанам выделиться даже среди более высокого разряда заведений. Точно так же, как она не собиралась одеваться «от кутюр», предпочитая качественное прет-а-порте, так и в своих заведениях она не предлагала кулинарные изыски, считая, что сами продукты и обстановка охотничьего бивуака вне конкуренции.

— Зачем нам вымачивать медвежатину неделю? Она потеряет весь аромат дичи, — наставляла Натали очередного повара перед работой в ее заведении. — Здоровая еда, от которой мужчина чувствует себя мужчиной, а женщина — подругой профессионального охотника. Нам нужна экзотика нетронутая, реальная, а не воображаемая.

Экономическое образование — а Натали сумела окончить университет в Беркли по настоянию Агнес, — позволяло ей разбираться в налогах, в обороте и в чистой прибыли.

Делала свое дело и Агнес — она заботилась о клиентах ненавязчиво, но настойчиво. Когда приезжали женские делегации из разных стран мира, все они проходили через угощение за «Столиком Траппера». О том, что дамы были в полном восторге, незачем и говорить. Возвращаясь на родину и давая интервью различным изданиям, все они упоминали о небывалых обедах. И слава «Столика Траппера» шагала по планете.

А однажды Натали пришла в голову потрясающая, как оказалось позже, мысль. Она предложила Агнес выпустить игральные карты, на обороте которых напечатаны рецепты их кухни.

Эти колоды карт подавались как подарок от компании. А их цена, которая раскидывалась на блюда, во много раз превышала реальную…

Натали и Агнес встречались нечасто, но перезванивались и общались по электронной почте. У обеих было ощущение невидимого присутствия друг друга.

Когда Мире исполнилось двенадцать лет, Агнес посоветовала Натали отправить девочку учиться во Францию.

— Но, может быть, лучше в Англию? Классическое образование, совершенствование настоящего английского…

— Нет, — возразила многоопытная Агнес. — Во Франции она созреет как женщина. У нее будут деньги, ты заработаешь хороший капитал… точнее уже заработала. Мира разумная девочка, но, если она станет еще и тонкой по-женски, она найдет себе партнера, который станет ей достойным компаньоном не для того, чтобы все промотать, а для того, чтобы приумножить.

— Но если она в Англии изучит экономику, то…

— Она станет синим чулком. Ты этого хочешь? Знаешь, сколько экономистов рядом со мной в нашей организации? Ты должна вырастить тонкую женщину, которая понимает мужчину лучше, чем он понимает себя, которая знает, как его повернуть в ту сторону, куда нужно ей.