Дима, коренастый и подтянутый шестидесятилетний боровичок, находился в отличной спортивной форме. Наравне с молодыми зэками из качалки он вовсю тягал многофунтовые гантели и тяжеленную штангу.

– Слушай меня внимательно, Лева, – делился своими секретами многоопытный арестант. – Движение – это все! Раз менты отобрали у нас столько лет, мы должны зарядиться за это время, как гребаные аккумуляторы! И назло этим скотам прожить на двадцать лет больше запланированного. Посмотри на меня – не пью, не курю, джим каждый день. Ты просто обязан воспользоваться этим отпуском и взяться за себя. Посмотри, еще немного, и придется надеть лифчик – разве это дело?

– Дим, я же просидел под домашним арестом три года. Из дома – почти никуда, только к врачу и адвокату! К тому же постоянный стресс, и все такое. Вот и набрал вес, – начал я оправдываться.

– Знаю, знаю, встречал пацанов в твоей шкуре, – продолжал Дима. – Наверное, зашибал водяру-то?

– Было дело! Пил почти каждый день – иначе не мог успокоиться и заснуть. А выпьешь – хочется есть. Вот и набрал за это время сорок паундов[45]. Но теперь уж я точно завязал!

– Правильно базаришь, парень. Займись собой, потом ментам еще спасибо скажешь. Тебе сидеть недолго, всего пятерик, выйдешь на улицу, твои ровесники с животами и гипертонией по лепилам бегают. А ты только помолодеешь лет на десять!

Дима Обман и правда выглядел значительно моложе своих ровесников, оставшихся на воле. Посвежевшими после тюрьмы выглядели и Марта Стюарт, и Вячеслав Иваньков и даже Пал Палыч Бородин.

Мои новые герои.

Всех троих приводила в пример моя мама. Она явно была озабочена моей предтюремной депрессией и активным «лечебным» потреблением «Гжелки», «Хеннеси» и прочего алкоголя.

– Посмотри на меня – ни единой морщинки, – продолжал Дима, – спорт и витамин Е!

– И это все? – спросил я, внимая поучительной информации.

По опыту своих первых тюрем я уже знал, что ухаживать за лицом и телом «западло» не считалось. Я сразу же вспомнил первых чернокожих сокамерников, разукрашенных, как Пьеро, белой чистилкой «Нокзима»[46]. Они экзотично белели под вечно горящими лампами дневного света.

Итак, секрет вечной молодости Димы Обмана заключался в постоянном движении и внутренне-наружном применении знаменитого антиоксиданта – витамина Е.

– Будешь пить по 4 таблетки в день и мазать лицо и руки, особенно зимой. Немного накладно, но это лучшее из того, чем торгуют в ларьке. Все остальное – американский «булшит»[47], – наставлял меня Дима.

Он вынес показать и попробовать волшебное средство для красоты. В прозрачных ампулах блестело ярко-желтое масло. Надломил одну: теплая вязкая жидкость плавно потекла мне на пальцы.

Я твердо решил поступать так, как научил меня Дима. Тем более что жизненно-важные перемены в лучшую сторону были запланированы на ближайшую пятилетку и мною. Помимо приема витаминов я намечал заняться ежедневными силовыми упражнениями, бегом и прочая, и прочая.

Начинать с нуля.

Омолаживаться – так омолаживаться!

Вслед за старшим поколением в кружки и спортивные секции подтягивались и остальные русские зэки.

Саша Храповицкий каждое утро играл в большой теннис. С 7 до 8 утра, всего на час в день, наш спортзал превращался в теннисный корт. Конкурентная борьба за тюремный Уимблдон и место под солнцем достигала неимоверных высот. В ход шел активный подкуп, занятие очереди, отправка посыльных, подарки, угрозы, посулы и далее по списку.

Саша получал площадку всегда, ибо деньги решали все!

Особенно за забором.

Пару раз в неделю бывшего бизнесмена ублажал черный массажист – бывший спецназовец из морской пехоты. Усталое тело тюремного гедониста требовало постоянного ухода. Впрочем, не только тело – он по-барски держал личного повара и ежедневного помощника по хозяйству.

Александр Храповицкий был человеком с широкой русской душой и к тому же щедр на подарки. Перепадало не только всем русским, но и его вассалам.

Ближе к обеду на свет божий показывались остальные русские спортсмены. В зависимости от рабочего графика к семи вечера физкультурную барщину отрабатывало практически все взрослое русскоязычное население Форта-Фикс.

Разговоры о спортивных достижениях и зарядке велись не переставая.

Максимка, будучи таким же карантинщиком, как и я, уже вовсю вставлял в разговоры умные мысли из журналов Men's Journal или Men’s Health. Бывший Мишка Квакин тоже встал на путь физического исправления.

Я жутко завидовал его целеустремленности и движению к совершенству – он отчаянно боролся со своей ленью. Уже со второго дня заключения Максимка начал меня стыдить и требовал взяться за себя. При этом он сам мог полдня валяться на койке, а другие полдня загорать на лужайке около тюремного стадиона.

Времени оставалось много – в карантине вновь поступивший на зону контингент не работал.

Опытные Боря и Славик советовали мне «осмотреться, оклематься» и никуда не спешить. К тому же последний раз активной физкультурой я занимался на третьем курсе университета.

На самом деле моя голова была забита вопросами адаптации и понимания основ тюремной жизни. Поэтому мое «Динамо» пока еще не бежало.

В тот день, 4 июля, народ был еще более расслабленным, чем обычно – шел третий подряд выходной день. Спортивная жизнь явно замедлилась, как, впрочем, все живое и разумное в такую жару.

Наши шорты и тоненькие маечки постоянно прилипали к потному телу – народ мечтал о пляже и прохладной воде. Я периодически бегал в свой корпус и бросался в побитую временем и зэками душевую – слава богу, проблем с водой не существовало.

Холодный душ спасал лишь на несколько минут.

В мгновение ока я опять превращался в амебообразное и потное существо. Хотелось, чтобы тебя поливали из шланга холодной водой двадцать четыре часа в сутки – как белых медведей в знаменитом зоопарке Бронкса.

Оставалось радоваться, что в кранах еще текла прохладная вода и что морозильные машины периодически выплевывали ледяные кубики на первых этажах наших казарм.

Хоть и с очередью, но приятно.

Периодически кто-то из нашей компании собирал пустые пластиковые бутылки и отправлялся по воду. Мы активно поливали друг друга, засовывали лед за воротник, и даже мастерили некое подобие брызгалок образца 1978 года.

Наши игрища напоминали поведение мальчишек, еще не вступивших в пору гормональных взрывов. Всё, как в детстве, в парке Дома офицеров на воронежском проспекте Революции.