многом проявляет,

многих процессов знает суть.

Под суд законы подгоняет,

чтобы Фемиду обмануть.

Да что там, — и судов не надо,

их заменяет мненье масс,

Ну а по массам, как торнадо,

вовремя «пресса пронеслась».

Супрема * — Центральный инквизиционный совет (Consejo de la suprema, исп.)

****

Пустив огонь в копну чужого сена,

Смотря на жар, что дышит в небеса,

Чудак и вправду верит откровенно,

Что сей огонь потухнет в пол часа.

Что обойдет его родные веси,

И не затронет жизнь его никак.

Он, прибывая в жутком мракобесьи,

Не понимает в разуме бардак…

С чего дерёмся?

Спроси сейчас, — С чего дерёмся?

— С чего всё это началось?

Ведь миг еще и надорвёмся,

И как до этого жилось?..

Что ж мы с тобой не поделили,

И не припомнить уж сейчас!

А было ведь, в друзьях ходили,

И праздник ни один без нас

Не проходил в гулянках ярких.

И что ж на нас теперь нашло?

Не надо нам вся эта сварка,

Давай, «пока не понесло»,

Мы остановимся, «подышим»,

Осмыслим минусы, плюсы.

«Остаток вычеркнем и спишем»,

И выйдем «с этой полосы»…

****

За что шутов прощают непременно,

то прочим будет стоить головы.

Но не смотри на клоуна презренно,

порою его шутки роковы!

Другой всерьез стремится к столкновенью.

Меж тем же, только шуткою одной,

возможно скинуть, растоптать презренно,

Порой и нет возможности другой…

****

Осень — рыжая девица,

Веет сырости хандрой.

Злых дождей императрица,

Грязью, высохшей травой,

Нас в квартиры загоняет,

Так, что и в окно смотреть,

Вдохновения лишает.

Остается лишь терпеть.

Ждать снегов лежалых скрипы,

Солнца отблеска на льдах.

Дней коротких «пересыпы»,

Что рождают лень в делах.

****

Возможность жизни виделась в одном,-

Противника быстрее уничтожить.

Чтоб в будущем отрезке временном,

Еще одной победой приумножить,

Всех славных предков бравые дела,

Что нам с тобой отчизну сберегали.

Чтобы земля покой вновь обрела

Чтоб наши внуки внукам передали:

«Улыбке басурмана ты не верь!

Коль даже в ножны меч его низложен,

Он хитростью желает, без потерь,

Всех нас до корня мысли уничтожить».

Марь

Ночь. В огнях туман клубится,

Нет просвета в небеса.

И на звуки мир скупится,

Тихо — просто чудеса.

Хоть на шаг вперед невидно,

Словно ничего и нет.

Обаяньем самобытным,

Марь рождает чувств букет…

****

Моя хата с краю

Ликуйте мрази! Больше ада!

Плачет кунсткамера без вас!

Всех ваших действий анфилада*,

Благоразумия каркас,

Сожрала напрочь ржою* дури.

И пусть понятно станет всем,

Как нас, к такой карикатуре,

Привел апатии тотем.

*Анфилада (фр. Enfilade от enfiler— буквально: «нанизывать на нитку»):

— Анфилада— ряд последовательно примыкающих друг к другу пространственных элементов, расположенных на одной прямой;

— Анфилада— продольное обстреливание неприятеля, когда выстрелы направлены вдоль его фронта.

*Ржа — устар., рег. (польск. укр.) то же, что ржавчина.

****

Крушат, не разбирая –

Я видел и не раз,

Когда толпа, впадая

В неистовый экстаз,

Топтала, истребляя

Всех знавших наперед,

Куда судьба лихая,

Толпу эту ведет.

****

Прокатилась стороною этим вечером гроза.

Где — то громы отгремели. И вдали на образа

После грохота крестились, “Бог помилуй” говоря.

И по тем полям разлились пресноводные моря,

Оросивши, напоивши все зеленое кругом.

Где — то там дыханьем свежим жизни красочный излом

Вновь потянет ветви к солнцу, чтоб потом продолжить род.

Где — то там все это будет, где— то там… а мы — не в счет!

Все вожди, ни одного индейца

Ярая злобность этой системы

Забьет и задавит любой нестандарт.

Слепою толпой побежали люмпены,

В бездумных глазищах один лишь азарт!

Возможно, что каждый поодиночке

И сможет понять и сможет простить.

Но в серой их, общей на всех оболочке

Собственных мыслей может не быть!

Командует ими окрик с трибуны

Халифов минутных, на час королей,

Расписан их вздох наперед и продуман

В бешеном ритме злых скоростей.

Это пестрое шоу плохого театра

Зомбирует людям остатки мозгов,

Размыт и запутан смысл темных дебатов

Подкупленных Зверем ничтожных лгунов.

Прошедшее

Мы думаем часто, про то, чего нет,

Про то, что прошло и чего уж не стало.

И воспоминаний «сплошной винегрет»,

Выводит в сознанье порой что-попало.

Такое внезапно вдруг вспомнишь порой,

Чего же хотелось, вовек не припомнить.

Оно вдруг уходит с секундой второй,

Навек укрываясь материей темной…

Его основана функция — всплыть

Наступила эпоха мурла,

С отвратительной, мерзкою рожей.

Где в мозгах, в коих мысль умерла,

Весь процесс лишь инстинктом стреножен,

Где в речах только лозунгов брань,

Где скудны всех трибунов сужденья,

Там везде «расцветёт глухомань»

И народ станет «жертвой растленья»!

****

В крови калилась нация-ранчеро,

сочатся кровью все ее следы.

На всех путях ее миссионеры,

сокрыты мраком и вершат суды.

Они лишь знают, кто сейчас в изгоях,

решают, кто диктатор, кто и нет.

Они лишь судьи «в мелких мордобоях»

только у них "газеты из газет"…

Виновны?

В Освенцимском альбоме исчезнувшие лица,

Нас молча озирают в музее Яд ва-Шем.

Альбом сей изготовил эсэсовский убийца,

С каким предназначеньем, неведомо уже…

Шел год сорок четвертый, весна в самом разгаре,

И в городе Берлине черемуха цвела.

Знали ль простые немцы о том сплошном кошмаре,

Что их «пресупер раса» всем «низшим» принесла?

Имеем веру

«Посему мы не унываем; но если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется.»

Второе Послание к Коринфянам Апостола Павла

Мы имеем уверенность в Боге,

Потому, что мы зла не хотим.

Ветер с запада веет тревогой,

Но Мы веру свою отстоим!

Ведь способности наши — от бога,

Ну а имя его — лишь слова.

Он один — их не может быть много,

Не имеет всевышний родства.

Нет приближенных к богу народов,

Исключительных, высших людей.

Нет единственных к вере подходов,

Нет икон, что сильней и светлей!

Гонка

Всё как будто бы было вчера,

А уже сколько лет пробежало…

Встала на ноги та детвора,

Что недавно в колясках кричала.

Убегают деньки, как песок,

Ускоряясь с течением жизни.

Среди жизненных мелочных склок,

И улыбок фортуны капризных…

Ода тишине

Мы сложим оду тишине вечерней!

В густом лесу, подальше от людей,

Когда тускнеет солнца луч последний,

И ночь во власть вступает все сильней,

Здесь, на границе двух противоречий,

И между двух возвышенных миров,

Такой покой, что даже жажда речи,

Не расплеснёт и малой