– Успокойтесь, барышня! Я ничего не понимаю! Игорь, в чем дело?

– Могу только догадываться, – пожал плечами доктор Симачев. – Девушка пришла к нам в качестве сопровождающей пациента Маякина.

– Какой, блин, сопровождающей! Я пришла как жена!

– Ну, судя по вашей ярости, ушли уже в другом качестве, – не удержался Игорь Анатольевич.

– Игорь, что ты себе позволяешь! – с трудом сдержав смех, нахмурил брови Матвей Александрович.

– Слушай, ты, рыжий неуч, кто ты вообще такой? Только и умеешь, как в прошлом веке, через трубочку слушать, а туда же, советы давать! – разорялась девица.

Игорь Анатольевич опешил.

– Вот завтра выложу все в сеть, вовек не отмоется, тоже мне доктор наук! Смех один, вообще вашу лавочку прикроют…

– Совершенно с вами согласен, – неожиданно кивнул Матвей Александрович, – только не думайте, что вы умнее всех. Эта замечательная сцена будет выложена в вашу любимую сеть в течение трех минут с соответствующими комментариями.

– Ах ты сволочь, импотент хренов! – завизжала девица, с кулаками кидаясь на заведующего.

– А ну сядь, – рявкнул доктор Симачев.

От неожиданности скандалистка осела в кресле.

– Так вот, если ты, шалава, еще раз тут рот откроешь… Дура, истеричка! Ты своего мужика до сердечной болезни довела, оскорбляешь тут всех, от злости лопаешься… А таких как ты надо учить! А ну идем со мной! – он схватил ее за руку.

– Куда… ты? – прошептал Матвей Александрович.

– В юридический отдел!

– Чего? – обалдела девица.

– В юридический отдел, – повторил громче доктор Симачев. – Мы там зафиксируем ваши претензии к клинике по поводу утраты небедного любовника. Все надо делать по закону. Оскорбления в мой адрес, в адрес клиники и ее заведующего зафиксированы. Мы подадим в суд, и это будет, вероятно, самый смешной судебный процесс, который только можно вообразить. Ты идешь?

– Правда, что ль?

– А вы как думали, дамочка? – пришел в себя Матвей Александрович. – Полагаете, что можно являться в медицинское учреждение с подобными претензиями безнаказанно?

– Ладно, я извиняюсь… погорячилась, сами понимаете… Я пойду… Не надо суд… И в соцсети не надо…

– Хорошо, идите с богом! – сказал Матвей Александрович.

– Извиняюсь еще раз… – и выкатилась с видом побитой собаки.

– Тьфу, что за мерзость… – тихо проговорил Матвей Александрович. – А ты, Игорек, с судом здорово придумал, но куда бы ты повел, скажи на милость? В какой такой юридический отдел?

– Да к своим парням, они бы мне таких крутых юристов изобразили…

– Фу, мне аж дурно стало… И почему это я импотент? Вот же сука…

– Объясняю: подобные девки считают, если мужик не сделал на них стойку, он импотент.

– Но ты же тоже не сделал стойку, а тебя она импотентом не обозвала…

– Просто не успела еще. А ты что-то подозрительно болезненно отреагировал. Есть проблемы?

– Ну и сволочь ты, Игорек! Нет у меня этих проблем, слава богу! Слушай, ты же не за рулем, давай коньячку дернем, рабочий день кончился, по такому случаю можно.

– Давай, я с удовольствием!

Матвей Александрович достал из шкафа бутылку «Хеннеси» и разлил по специальным коньячным бокалам.

– Вот, Игорек, давай за тебя выпьем. Парни наши на тебя молятся. Как по-твоему, кто из них перспективнее?

– Да все хороши, но Касум, пожалуй, самый талантливый. Руки у него гениальные. Да нет, вот на днях Лева буквально чудо сотворил.

– Это с Малютиным?

– Ну да, там такое обнаружилось…

– А мне он сказал, что если бы не твои советы…

– Ну я с таким уже не раз сталкивался, а он впервые, мог растеряться…

– А он и растерялся.

– Но все же сделал по первому классу, молодец!

– Ты не жалеешь, что к нам пришел?

– Нет, конечно. Знаешь, Мотя, я многое в жизни понял за последний год.

– И что же ты понял?

– Что иной раз судьба или Господь Бог, отнимая что-то, казалось бы, самое важное, дает взамен что-то другое, чтобы мы поняли ценность жизни помимо утраченного…

– Ты о чем?

– Я столько всего потерял – возможность оперировать, жену, квартиру родительскую, веру во многих людей… Другой бы, вероятно, рехнулся или спился от жалости к себе. Но жалеть себя – последнее дело!

– Прав, дружище, тысячу раз прав.

Игорь Анатольевич опрокинул остатки коньяка из бокала, как водку, одним махом. Матвей Александрович, не спрашивая, налил ему еще. Тот кивнул.

– Оставшись на какое-то время без работы, я, по совету одного коллеги, решил вдруг поехать в Израиль, где живет моя родственница, жена маминого брата. Знал бы ты, как душевно она меня приняла, как заботилась обо мне… И я, старый дурак, наслаждался ее заботой, морем, солнцем, вкусной едой…

– А красивую израильтяночку не нашел?

– И израильтяночка была, но главное, я подобрал на улице котенка… И привез его в Москву. Его Рыжиком звать… Это такая радость… Вот вчера надеваю куртку и чувствую – что-то не так… – доктор Симачев ласково улыбнулся. – Котейка мой в капюшон забрался и дрыхнет там… И еще я радуюсь теперь, что квартирка у меня однокомнатная, и когда еду домой, радуюсь, что сейчас мы с Рыжиком поужинаем так, как самим нравится, а потом, если нет работы, завалимся на диван и… ты удивишься, будем смотреть всякую лабуду по телевизору. И здесь, пусть я не могу оперировать, но все равно ощущаю свою нужность. Иными словами, я все равно радуюсь жизни.

– А у тебя есть фотка твоего котейки?

– Есть! – расплылся в глуповатой улыбке Игорь Анатольевич. – Вот, глянь!

– Ох, симпатяга! И красавчик, между прочим. Вырастет – вообще будет неотразимый!

– Мотя, ты что, кошатник?

– Еще какой! Вот смотри, какой у меня котище! Мэйнкун, десять кило весит!

Кот был поистине прекрасным. Огромный, пушистый, серый с белым.

– Ничего себе, да это не кот, а полтигра!

– Точно, полтигра!

А мой Рыжик все-таки лучше, подумал доктор Симачев.

– А что насчет израильтяночки?

– Да ничего. У нас такая разная жизнь… Она там, я тут, менять свою жизнь мне просто немыслимо, да и ей тоже…

– Курортный роман?

– Видимо, да.

– Молодая?

– Сорок.

– Красивая?

– Да, красивая. Но она там, а я тут. Ладно, Мотя, пожалуй, я поеду, Рыжик ждет…

– Скажи, а тебе этот поликлинический прием не очень в тягость?