– И… как? – осторожно поинтересовалась я.

– Музыка – отстой полный. Но солист… – Аннушка закатила глаза. – Мы после концерта к нему пробились и даже познакомились, он мне и телефон дал. Ты бы его видела… Это эльф. Настоящий эльф, как из сказки – одновременно женственный и мужественный, можешь представить?

– Судя по описанию – похож на гея, дорогуша, – ухмыльнулась я.

– На гея?! – взвилась Аннушка. – Да ты бы его видела!

– И чего-то не дай бог, – призналась я, представив себе мысленно эту встречу. – Тебе не кажется, что ты того-с… деградируешь, не?

– При чем здесь…

– А при том! Тебе вот-вот скоро сорок стукнет, а ты вцепляешься в какого-то гомоисполнителя непонятной готомузыки – это, дорогая, даже для тебя слишком. Что твоя родня на это скажет? Столько лет копаться в мужиках и оторвать себе этакое – ну, Ань, это чересчур.

Аннушка обиженно замолчала, прикусила губу и вдруг зацепилась взглядом за небрежно брошенные на спинку кресла серые тренировочные брюки, в которых ходил у меня дома Руслан.

– Знаешь, не всем везет ухватить человека из аппарата президента.

– Ну что за детские обидки? – улыбнулась я. – Никто его не ухватывал – так получилось. Больше тебе скажу – даже если бы он не работал там, где работает, я была бы с ним.

– Не скажи, – протянула подруга, – уж я-то тебя знаю. Вряд ли ты позарилась бы на слесаря.

– Ты этого знать не можешь.

– Что тут знать? После Светика – и вдруг кто-то рангом ниже? Нет, дорогая подружка, ты всегда на повышение играла, вот и Руслан твой – не исключение из правил.

– Так, все – мы не обо мне и не о Руслане. Мы о тебе и твоем странном выборе, – перебила я, не желая вдаваться в суть наших отношений с Алиевым. – Ты ведь явно пришла за советом?

– Я хочу, чтобы ты на него посмотрела.

– Я?! Зачем?

– Ну… ты моя единственная подруга, Варька, и мне важно твое мнение.

– С каких это пор? Сколько себя помню – так ты не особенно прислушивалась к моим словам о потенциальных и действующих кавалерах, – улыбнулась я, беря сигарету. – А ведь частенько я оказывалась права в итоге-то.

– Ну, вот поэтому я и прошу тебя – познакомься с ним и скажи мне, что думаешь.

– Познакомься?! Ты с ума сошла? Как ты себе это представляешь? Да если меня кто в такой компании увидит – это ж позор на всю жизнь и конец репутации.

Аннушка посмотрела на меня едва не с жалостью, как на любимого, но не вполне нормального ребенка:

– Не думаешь же ты, что он ходит по городу в сценическом костюме? Во всем этом черном латексе и красных перчатках, да?

Я пожала плечами – мне совершенно безразлично было, в каком виде передвигается по городу какой-то там певец для подростков, и заводить близкое знакомство с ним я не собиралась. Даже если от этого зависит счастье моей подруги, в которое в этом случае я не верила совершенно.

– Варь… – вкрадчиво заговорила Аннушка, догадавшись о возможном ответе. – Ну пожалуйста… Что тебе стоит посидеть часик в кафе? Я же не прошу приглашать его в гости.

– Еще не хватало!

– Твой снобизм порой невыносим! Конечно, он не твоего круга – простой музыкант! Это не вхожие в Кремль люди в белоснежных сорочках!

– Ну, положим, сорочки тут ни при чем. Но ты права – я не горю желанием провести даже час в обществе человека, с которым мне заведомо не о чем разговаривать. И снобизм мой не имеет к этому никакого отношения – я люблю собеседников, с которыми могу разговаривать на интересные мне темы. А сидеть и давить улыбку – уволь. Кофе будешь?

Аннушка изумленно посмотрела на меня, широко распахнув голубые прозрачные глаза:

– Как у тебя ловко получается, Жигульская! Трах-бах, отбрила – и светским тоном: «Кофе будешь?» Мне так ни за что не суметь!

– А ты учись, иной раз полезно, – с улыбкой ответила я и включила плиту.

Подруга надулась, но не преминула высказать:

– Я так и знала, что ты не поможешь.

– Да какая тебе помощь-то нужна? – насыпая молотый кофе в джезву, спросила я. – Что тебе даст его разговор со мной?

– Мне нужно узнать о нем побольше.

– Так найми частного детектива и не морочь мне голову.

– Варя, ты не понимаешь. Детектив – это другое. А мне хочется, чтобы ты впечатление о нем составила, – ну, ты ведь всегда умела любого мужика развести на откровенность, ты же хороший адвокат, блестящий!

– Ну это-то здесь при чем? Мои профессиональные навыки вообще никакой роли не играют.

– Не клади гвоздику в кофе! – поморщилась Аннушка, заметив, что я снимаю с полки, где хранились специи, баночку с гвоздикой. – Терпеть не могу эти ароматизаторы, что ты их вечно всюду суешь?

– Ароматизатор – вещь искусственная, а гвоздика – продукт натуральный. Но как хочешь. – Я отставила банку и принялась внимательно наблюдать за тем, как над джезвой медленно поднимается шапка коричневой пены.

– Почему ты кофеваркой не пользуешься? – не унималась Аннушка, пытавшаяся скрыть раздражение такими вот мелочными придирками.

– Я не варю кофе в промышленных масштабах, мне вполне достаточно джезвы. Это Светик любил ведро кофе сварить и греть потом по мере надобности.

– Кстати, как он? – переключилась наконец подруга, хотя тему выбрала явно не самую выигрышную – говорить о бывшем муже мне хотелось еще меньше, чем обсуждать ее намечающуюся личную жизнь.

– Надеюсь, что у него все в порядке.

– И все? – изумилась Вяземская.

– А что еще? – разливая кофе по тонким фарфоровым чашкам, отозвалась я.

– Не понимаю. Ты с ним столько лет прожила – а теперь совершенно не интересуешься, что у него происходит? – придвигая свою чашку ближе, спросила Аннушка.

– Ань, ты прекрасно знаешь, что мы расстались не самым лучшим образом. И причину расставания ты тоже вряд ли успела забыть. – Я забралась на стул, подвернув под себя левую ногу, капнула в кофе сливок и продолжила: – И ты думаешь, что мне есть дело теперь до того, как дела у моего бывшего?

– Не можешь ему ребенка простить?

– Да мне дела нет до его ребенка – понимаешь? Особенно после того, как Светик меня обвинил в его похищении – помнишь? Я всю эту поганую Снежинку перерыла, будь она неладна!

Аннушка примолкла. Светик действительно обвинил меня в том, что его сын похищен, когда Кирилл Мельников и его дружная шайка пытались вынудить меня сообщить о местонахождении Насти Потемкиной и ее дочери. Страшно подумать, что случилось бы с ними, если бы я сделала это. Но и сына Светика я тоже не могла оставить в беде – вовсе не потому, что испытывала к пацану какие-то нежные чувства, а просто потому, что никому не позволяла диктовать мне условия. Никому – кроме Туза…