Глеб промолчал. Лагин тоже предпочел не обсуждать опасную тему. Диона же за всю дорогу не произнесла ни слова, как и велел ей Глеб-Первоход.

Молча ехали еще минут двадцать. Возле Перунова капища Глеб свернул на разбитую улицу, проехал еще чуток и остановил коней.

– Приехали, – сказал он и указал кнутом на избу с высоченной оградой из тесаных бревен.

– Богатая ограда, – заметил Хомыч. – За такую даже половцам не пробраться.

Глеб усмехнулся.

– Хозяина зовут Угрим Хват, – сказал он. – Ведите себя тихо и не высовывайтесь понапрасну. Говорить с ним буду я, а вы поддакивайте, но только если разрешу.

– А как мы узнаем, что ты разрешил? – живо поинтересовался Хомыч.

– Ты – никак, – ответил Глеб. – Останешься сторожить подводу.

Хомыч боязливо посмотрел на рогожу и хрипло проговорил:

– Я с мертвецом не останусь. Боязно.

– Останешься, – спокойно сказал Глеб. Наклонился к уху старика и добавил: – Или вернешь деньги, которые украл у Лагина.

Глаза Хомыча забегали.

– Откуда про то знаешь? – хрипло прошептал он.

Глеб усмехнулся.

– У тебя на лбу угольком написано.

Хомыч вскинул было руку ко лбу, но тут же опустил ее.

– Девку-то хоть со мной оставьте, – попросил он. – Все веселее будет куковать.

– Это не девка, это нелюдь, – сухо поправил старика Глеб. – И она останется с тобой. Если надумает уйти, не держи. – Глеб спустился с телеги. – Идем, Лагин. Будем с Угримом беседовать.

У ворот Глеб хмуро оглядел тяжелую калитку и громыхнул кулаком по дубовым доскам. За воротами заливисто забрехали собаки. Потом скрипнула дверь, и послышались тяжелые шаги.

– Кого там нелегкая принесла? – грубо осведомился мужской голос.

– Угрим, открой. Это я, Глеб.

– Первоход?

– Да.

Бряцнул засов, и дверь открылась. Человек, открывший ее, был высок, плечист и сутул. Лицо, поросшее рыжеватой бородой, было мрачное и неподвижное, а глаза – острые и холодные.

– Здрав будь, Угрим, – поприветствовал хозяина Глеб.

– И тебе здоровьичка, Глеб-Первоход. – Мужик мельком оглядел Лагина и снова уставился на Глеба. – Зачем пожаловал?

– Разговор есть, – уклончиво ответил Глеб. – Можно войти?

Угрим Хват несколько мгновений помедлил, потом распахнул дверь шире.

– Что ж, входи.

Он посторонился, впуская гостей. Пройдя через большой утоптанный двор, они остановились перед дверью избы.

– Чего встали? – грубовато сказал Угрим. – Заходите.

В доме было темно, лишь в горнице горели две свечи.

Навстречу гостям поднялась высокая женщина с усталым, красивым лицом. Она уставилась на Глеба изумленным взглядом, затем тревожно переглянулась с Угримом, после через силу улыбнулась и сказала:

– Привет вам, гости дорогие. Откушаете с дороги?

Глеб открыл рот для ответа, но Хват его опередил:

– Откушают. Подам сам. А ты, Ратмира, ступай в другую комнату и сиди там.

Женщина покорно потупила взгляд и без возражений вышла.

– Жестко ты с ней, – сказал Глеб. – Раньше бы она тебе этого не спустила.

– На всякую дикую кобылицу есть свой объездчик, – грубо проговорил Угрим. – Садитесь за стол.

Усадив Глеба и Лагина за стол, Хват взял с полки кувшин и тарелку, наполненную сухарями и кусочками вяленого мяса. Поставил все это на стол и сел сам.

Глеб терпеливо ждал. Угрим неторопливо и спокойно наполнил мутной вонючей жидкостью три огромные деревянные кружки, скрепленные бочарными кольцами. Пододвинул кружки к Глебу и Лагину.

– Что это? – спросил ученый.

– Брага, – не глядя на него, ответил Хват.

– Я не… – Седой ученый встретился взглядом с Глебом и осекся.

Угрим взял свою кружку и сказал:

– Ну, здраве будем.

Запрокинув кудлатую рыжеватую голову, верзила сделал несколько больших глотков. Глеб последовал его примеру. Лагин взял свою кружку и осторожно смочил брагой губы.

Угрим посмотрел на ученого пристальным, тяжелым взглядом.

– Пошто слюду на глаза нацепил? – грубо осведомился он.

– Это не слюда, это стекло, – ответил Лагин, поежившись под взглядом Угрима. – Точнее, линзы. Я сквозь них лучше вижу.

Хват чуть качнул головой, как бы говоря – надо же. И снова взялся за кружку.

– Ты все так же суров, – сказал ему Глеб.

– А ты чего ожидал? – прищурил на него глаза хозяин дома. – Сколько вы с Ратмирой не виделись? Год? Или полтора?

– Почти два, – сказал Глеб неохотно.

– А нынче зачем пожаловал?

Глеб отхлебнул браги и облизнул губы.

– Не знаю, помнишь ли ты, Угрим, но за тобой оставался один должок.

– Про должок я помню. А коли бы забыл, так ты бы мне напомнил. Ты ведь никогда не прощаешь долгов, верно, Первоход?

Было в тоне Угрима что-то такое, что заставило Лагина поежиться. Глеб, однако, ничуть не смутился и спокойно проговорил:

– Верно. И сейчас я пришел рассчитаться.

Огромные ладони Хвата сжались в столь же огромные кулаки. Он сверкнул глазами и глухо выдохнул:

– Ежели ты говоришь о Ратмире, то…

– Дело не в Ратмире, – перебил его Глеб. – Дело в другом.

Угрим слегка успокоился.

– Чего ж ты хочешь? – спросил он.

Глеб посмотрел на кружку долгим, задумчивым взглядом и негромко проговорил:

– Слышал я, Угрим, что на прошлой неделе у тебя помер отец.

– Ну, помер. А тебе что за дело?

Глеб поднял взгляд на Угрима.

– Ты его похоронил?

– Ясное дело. А ты почему спрашиваешь?

– Видишь ли, Угрим… – Глеб нахмурился. – Я думаю, что твой отец все еще в доме.

Несколько секунд в горнице стояла тишина, напоминавшая затишье перед грозой. Два ходока – нынешний и бывший – внимательно смотрели друг другу в глаза, и если взгляд Глеба был спокойным и незлобивым, то взгляд Угрима не предвещал ничего хорошего.

Когда тишина стала невыносимой и Лагин, кашлянув в кулак, хотел нарушить ее, Хват хрипло проговорил:

– Ты в своем уме, Первоход?

Глеб отвел взгляд и тихо сказал:

– Ежели это так, мы никому о том не расскажем. Просто посмотрим на него и уйдем. И все останется, как было. Клянусь Родом.