– Итак, раз, два, три!..

И тонкие голоса взмыли вверх и затянули старинную балладу, сложенную их предками в скованных морозом полях или у выстуженных каминов и с давних пор исполняемую на Рождество у чужих освещённых окон. Вот она, эта баллада:

Голоса смолкли. Певцы, смущённо улыбаясь, переглянулись, и воцарилась тишина – но лишь на миг. Издалека сверху, отражаясь от стен тоннеля, к ним докатился слитный и мелодичный гул звонких весёлых колоколов.

– Славная песня, ребятки! – воскликнул Крыс. – Теперь все сюда, сейчас горяченького выпьете.

– Да-да, входите, мышата, – радостно подхватил Крот. – Да, вот теперь всё как раньше! Садитесь ближе к огню, а мы сейчас… Ой, Крыс! – В отчаянии он рухнул в кресло, и на его глазах показались слёзы. – Что мы делаем! Нам нечем их угостить!

– Оставь эту заботу мне, – отвечал незаменимый Крыс. – Кто тут с фонарём? Поди-ка сюда, поговорить надо. Скажи, сейчас какие-нибудь лавки ещё открыты?

– Ну разумеется, сэр, – уважительно отвечал мышонок. – У нас магазины вообще перед Рождеством почти не закрываются.

– Тогда, значит, так: бери фонарь и не медли…

Последовавшее обсуждение показалось Кроту бессвязным:

– Помни, только свежее. Нет, полкило достаточно. Но непременно от Бэггинза, другого не надо. Нет-нет, непременно высшего качества, а если нет, поищи где-нибудь в другом месте. Конечно, домашнего приготовления, не брать же консервы! Словом, постарайся.

Звякнули, переходя из лапы в лапу, монеты, мышонок подхватил объёмистую корзину, фонарь и выскочил наружу.

Оставшиеся уселись рядком, болтали ногами под скамейкой и наслаждались теплом очага, прожаривая отмороженные места, пока те не начинали саднить.

Отчаявшись вовлечь их в лёгкую беседу, Крот обратился к семейной хронике и заставил перечислять по именам всех многочисленных братишек и сестрёнок, которые, как выяснилось, были слишком малы, чтобы ходить уже с рождественским пением, но вскоре и до этого дорастут. Крыс в это время внимательно рассматривал этикетку на одной из пивных бутылок.

– Ей-богу, это «Старый Бертон», – одобрительно кивнул он. – Ай да Крот! Именно то, что надо, – как раз, чтобы сварить эль. Готовь остальное, Крот, а я бутылки открою.

Смешать всё в должных пропорциях и сунуть жестяной чайник в глубь накалённого камина оказалось делом недолгим, и вскоре мышата отхлёбывали, откашливались и отфыркивались, потому что горячий эль – штука небезобидная. Они протирали глаза, пересмеивались и намертво позабыли о том, что это вообще такое – замёрзнуть.

– Они и спектакли ставят, – сообщил другу Крот. – Сами пишут пьески, сами разыгрывают, и у них хорошо получается. Особенно было в прошлом году здорово: Полевого Мыша берут в плен берберийские морские пираты и заставляют грести на галере, а когда ему удаётся бежать и он возвращается домой, то узнаёт, что его возлюбленная ушла в монастырь. А вот ты, – ты же участвовал, я ведь помню. Выйди, продекламируй нам что-нибудь.

Мышонок встал, огляделся, хихикнул… и не сумел выдавить из себя ни слова. Товарищи подталкивали его, Крот подталкивал, а Крыс даже встряхнул за плечи, но тот так и не смог преодолеть застенчивость. Все хлопотали вокруг него как спасатели, которые обрабатывают утопленника по «Правилам спасания на водах», но брякнул засов, и, шатаясь под тяжестью корзины, появился мышонок с фонарём.

Всё содержимое корзины вывалили на стол, после чего о декламации никто не помышлял. Крыс пристроил всех к делу, и через несколько минут ужин был готов. В каком-то оцепенении Крот смотрел, как только что пустой стол покрылся пиршественными яствами, как маленькие друзья, просияв, накинулись на еду, и наконец дал и себе волю. Выяснилось, что и он страшно голоден. Поглощая возникшую как по волшебству снедь, он думал о том, как всё-таки хорошо вышло, что они завернули к нему домой.

За едой толковали о старине. Мышата порассказали ему местные новости и в меру сил ответили на вопросы.

Крыс помалкивал. Он заботился в основном о том, чтобы всем всего хватило и чтобы Крот ни о чём не беспокоился.

Набив карманы гостинцами, мышата осыпали хозяев новогодними пожеланиями и откланялись. Когда дверь захлопнулась и звяканье металлических фонарей замерло вдали, Крот и Крыс подкинули ещё дров, придвинули кресла к камину, сварили порцию эля и перебрали заново события дня. В конце концов, Крыс мощно зевнул и сказал:

– Крот, дружище, сказать, что я сонный, – так это просто не то слово: я падаю. Ты ляжешь там, у стены? Тогда я тут. Отличный домик. Всё так удобно!..

Он лёг на лавку, завернулся с головой в одеяло, и глубокий сон подхватил его, как жнейка подхватывает сноп ячменя.

Усталый Крот не стал медлить, и скоро его голова покоилась на мягкой подушке. Но, прежде чем сомкнуть глаза, он ещё раз окинул взглядом комнату. Комната таяла в зыбком свете пламени, которое, покачиваясь, отсвечивало на милых старых вещах – вещах, так долго и незаметно живших с ним и ныне вновь готовых служить ему без лишних слов, обид и упрёков. Он находился как раз в том настроении, к которому упорно и незаметно подталкивал его Крыс. Он ясно видел, как просто, непритязательно и тесновато было всё вокруг, но не менее ясно видел, как всё здесь для него дорого и как нужна каждому такая точка опоры. Он ведь не собирался отказываться от новой жизни, поворачиваться спиной к солнцу и воздуху и заползать в этот дом, чтобы остаться в нём навсегда. Широкий мир был слишком могуч, и зов его доносился до Крота даже здесь. Он знал, что ему суждено вернуться к вольным просторам.