– Да уж, перевернется, жди, – саркастически фыркнул Димка. – Я под несчастливой звездой родился.

– Да ладно…

– Вот тебе и ладно. Я по блатным местам, где «звезды» тусуются, не хожу. Кто меня туда пустит?

Егор нахмурился и сосредоточенно уставился вперед.

– Ну, положим, в этом я тебе помогу. У меня фотограф заболел, поэтому я сегодня и швец, и жнец, и на дуде игрец. Вечером Алмазова будем отлавливать…

Егор сунул руку в карман и вытащил запаянную в пластик бумажку с хищно сверкнувшей надписью «Пресса».

– У меня аккредитация на двоих, – заявил он. – Так что, если хочешь…

Договорить Егор не успел.

Димка подпрыгнул на месте, едва не врезавшись головой в потолок в намерении броситься Егору на шею. Егор испуганно дернулся, машина вильнула вбок, с трудом увернувшись от здоровенного «Лексуса». Джип нервно загудел клаксоном, едва различимый за тонировкой водитель разразился беззвучной тирадой и даже показал неприличный жест средним пальцем.

– Егор, правда можно?

– Дима, ты меня угробишь, – сердито ответил Егор. – Можно, конечно. Чего ж нельзя-то. Только уговор: я там тебе не нянька! У меня работа. Алмазов – та еще сука, он нас не любит. А мне скандал нужен. Возможно, придется делать ноги.

– Бли-ин, – протянул Димка. – Я даже не знаю, как тебя отблагодарить…

На подобных вечеринках Диме бывать еще не приходилось.

Егор, миновав секьюрити, сразу же отобрал у приятеля сумку с фотоаппаратом, диктофоном и прочими причиндалами, бросил на прощание «удачи!» и растворился в толпе.

Оставшись один, Дима заскучал.

Клуб подавлял помпезностью, обилием зеркал и позолоты. В многочисленных отражающих поверхностях сверкали бриллиантами, настоящими и поддельными, гламурные девицы со взбитыми в львиную гриву локонами а-ля Памела Андерсон. Из до предела декольтированных платьев выглядывали прелести – натуральные и силиконовые. Девицы были хороши! Некоторые прогуливались под руку с импозантными мужчинами, гордящимися своими выпирающими пузами, плешками на голове и многокаратными перстнями на пальцах рук. Ну и, конечно же, все кругом утопало в Картье, Версаче и Дольче Габбана, настоящих и поддельных, но одинаково ослепительно переливающихся…

Девочек, которым со спутниками не повезло, в зале тоже было предостаточно. Они обшаривали хищными лазерными взглядами густо накрашенных глаз одиноких мужчин, оценивая их с точки зрения перспективности. Дима хмыкнул, увидев, как на отошедшего от столика рулетки известного телеведущего Александра Галахова с разных сторон набросились сразу две нимфы неопределенного возраста. Под толстым слоем пудры, румян и тонального крема было тяжело разглядеть истинную сущность гарпий, вцепившихся острыми ногтями вызывающе красного цвета в рукава телезвезды.

Галахов пребывал под солидной «мухой», посему шел довольно нетвердой походкой. Девицы одновременно схватили его за руки и потащили в разные стороны. Набриолиненный ежик волос Галахова зашатался, как Пизанская башня и даже слегка опал на левый глаз, отчего телеведущий стал похож на юного Гитлера.

– Сашенька, – защебетала нимфа с длинными локонами, – вы знаете, я так мечтала с вами познакомиться! Моя мама просто без ума от вашей передачи…

– А уж как я хотела с вами встретиться, – запела ему в ухо вторая дамочка, у которой бюст был не столь обширен и локоны покороче. – Всегда хотела попасть к вам на передачу. Скажите, а как можно это сделать?

Тройка прошествовала мимо Димы.

Галахов поднял голову. Затуманенный алкоголем взгляд его темных глаз сверкал нездоровым блеском… Вокруг стоял шум, из углов откровенно несло дымком, в котором не было даже намека на никотин. То и дело в поле зрения Димы попадали люди с вытаращенными глазами и некоординируемыми движениями. За столиками мужчины откровенно лапали своих барышень.

Танцпол ревел.

Зеркальные шары отбрасывали на стены и лакированный, как туфли франта, пол мириады отблесков.

Где-то под потолком в золоченых клетках извивались гибкие тела стриптизерш, пикантные места которых прикрывало сверкающее стразами полупрозрачное белье. На эстраде метался тощий индивид, старательно выпевающий что-то непонятное. Дима вслушался в слова, стараясь уловить смысл…

Смысла не было.

Певец хилым голоском в полторы октавы под «минусовку» пел: «Ты меня любила, я тебя не любил. Ты меня разлюбила, я тебя полюбил. Дождь…» Дима пригляделся. Да это же Влад Голицын, любимчик тинэйнджерок от девяти до семнадцати! Вокруг извивались в такт музыке несколько молоденьких девочек, пара нервно дергающихся парней в модно приспущенных джинсах и толстый лысый мужик в пиджаке наизнанку. Напротив эстрады за столиком сидел продюсер Влада, Юрий Люксенштейн, хмуро глядящий на своего подопечного. На ухо Люксенштейну что-то орал, потрясая локонами, музыкальный критик и журналист Гия Кантридзе. Люксенштейн кивал, стряхивая пепел с дорогой сигары прямо в тарелку, на которой лежал недоеденный краб.

«А ведь я могу петь гораздо лучше, – с завистью подумал Дима, глядя, как кривляется на сцене Влад. – Я, по крайней мере, умею петь. Почему кому-то достается все, а кто-то так и останется охранником в ночном магазине?»

Дима отвернулся от эстрады.

Внезапно атмосфера клуба стала ему ненавистной. Он подошел к стойке бара, заказал себе рюмку коньяку и мрачно уставился в заставленную бутылками стену. Бармен с кривой ухмылкой покосился на Димину рубашку, но от комментариев воздержался. Дима почувствовал, как его щеки наливаются краской. Даже паршивый бармен этого развлекательного центра был одет лучше!

Неподалеку стоял лучезарный Теодор Алмазов, привычно таращившийся на журналистов с высоты своего двухметрового роста. Журналисты подсовывали Алмазову свои микрофоны, беспрерывно щелкали фотовспышки, отовсюду пялились красные глаза камер. Блестящий костюм Теодора затмевал даже блеск софитов. Томно обмахивая платочком потный лоб, Алмазов что-то снисходительно бубнил в услужливо подставленные микрофоны. В толпе журналистов Дима увидел Егора, протягивавшего в вытянутой к Алмазову руке диктофон.

Дима фыркнул.

Так протягивают кость собаке, которая сидит на цепи, длину которой ты не знаешь. И если сейчас Алмазов вцепится Егору в горло, это станет гвоздем программы!..

Егор что-то сказал Алмазову, тот налился кровью, как помидор, и ответил с возрастающей экспрессией. Егор, видимо, не остался в долгу. Алмазов тоже. Журналисты радостно сомкнули ряды и направили телекамеры и фотоаппараты на брызжущего слюной Теодора. Алмазов начал нервно сучить ногами сорок шестого размера и что-то кричать, указывая в сторону выхода. Но фотовспышки быстро привели его в себя. Спустя минуту он снова улыбался. Только взгляд остался недобрым, белки глаз налились кровью…

Бармен поставил рядом с Димой пузатый бокал с коньяком и постучал пальцем по неровно оторванной бумажке, где шариковой ручкой была написана запредельная за рюмку коньяка сумма. Отступать было некуда. Дима вытащил тощий кошелек из дешевой синтетики, достал деньги и сунул их бармену. Тот презрительно скривил губы и отошел к поджидавшим его клиентам.