тому, что у нее есть подруги, с которыми можно поболтать о подобных глупостях. С Парвизом она говорить о Сэме не могла, потому что он мог бы подумать… подумать что-нибудь не то, тогда как на самом деле… В общем, это было бы неправильно и точно так же неправильно было бы рассказывать о Сэме дочери или сыновьям, потому что они тоже могли неправильно ее понять. Иными словами, она была рада, что у нее есть подруги, есть математические уравнения, над которыми придется поломать голову, есть самса и кимбап, чтобы заморить червячка после умственных усилий. И все же Дария тихонько вздохнула, прежде чем заточить карандаш и пригласить Кавиту и Юн-ха к столу.

На протяжении добрых сорока пяти минут подруги занимались математикой, отбросив посторонние мысли. Таково было их главное правило: не отвлекаться от стоящей перед ними задачи, не делать никаких перерывов, пока не будет найдено решение. Разговаривать было можно, но только о математике. Говорить о посторонних вещах запрещалось, и все трое строго придерживались этого, потому что больше всего на свете они любили строгие математические формулы и презирали тех, кто предпочитает математике сплетни и домыслы. Именно убежденность в том, что не только математика, но и вся жизнь должна подчиняться строгим законам, сблизила их когда-то. Они любили числа, которые были строго заданными величинами, не допускавшими никаких толкований. Любили уравнения, которые нужно было решать, напрягая все свои умственные способности и призывая на помощь знания. Они набрасывали в блокнотах возможные пути решения задачи, думали, что-то вычеркивали и тут же находили другой способ получить ответ. Потом они сравнивали свои заметки и спорили о том, какое решение лучше. Дария даже купила большую маркерную доску, на которой можно было писать специальными фломастерами. Ей очень нравилось, с каким звуком скользит по доске войлочный стержень, нравилось смотреть, как возникает на белом пластике простое и изящное решение очередной математической головоломки. Когда же, закончив работу, все трое возвращались в реальный мир, ей казалось, будто все это время они плавали под водой и только теперь вынырнули на поверхность, чтобы глотнуть обычного земного воздуха.

Помимо всего прочего, математика возбуждала аппетит. Самса давала энергию, кимбап – силы, а домашняя пахлава служила прекрасным десертом к душистому горячему чаю. В те дни, когда подруги собирались у Дарии, занятия всегда заканчивались чаем, заваренным так, как это делалось в Иране. Достоинства этого напитка признавала даже Кавита, которую Дарие стоило большого труда отучить добавлять в чай молоко.

После математики можно было разговаривать обо всем. Обычно речь заходила о мужьях и о детях. Время от времени подруги обсуждали политику. Дария и Юн-ха часто спорили, какой народ пострадал в двадцатом веке сильнее – корейцы или иранцы. Дария упоминала диктатуру, военный переворот, пытки и войну. Юн-ха утверждала, что в Корее все это было даже в большем масштабе, на что Кавита говорила: «Все это так, но разве вам довелось жить в стране, искусственно разделенной на части на основе веры в фальшивых богов организованной религии и амбиций слабоумных политиканов, единственной целью которых были власть и влияние?»

После этого Юн-ха обычно замолкала, поскольку ей было просто не под силу понять, что́ только что сказала Кавита. Что касалось Дарии, то она вставала, чтобы открыть окно, так как каждый раз, когда Кавита принималась обсуждать раздел Британской Индии на Индийский Союз и Пакистан, она так распалялась, что начинала багроветь и обливаться потом, и проходило совсем немного времени, прежде чем Дарие приходилось приносить ей стакан воды и полотенце, чтобы вытереть вспотевшее лицо.

Впрочем, сегодняшние «математические посиделки» завершились более или менее мирно. Подруги ограничились обсуждением неспособности своих детей как следует понять и оценить все то, что дала им Америка, ибо все они выросли в Нью-Йорке и не знали или не помнили ни бомбежек, ни настоящей нищеты.

– Наши потомки понятия не имеют, каково это – прозябать под пято́й претенциозных политиканов, по капризу провидения превратившихся в принцев! – заявила Кавита.

Под влиянием математики и того, что она называла менопаузой, Кавиту иногда пробивало на злоупотребление аллитерациями. «Поразмыслить над поэтапным преобразованием простых последовательностей в параллельные по паскалевому принципу» – так она выражалась, и тогда даже Дария скребла в затылке, пытаясь понять, о чем, собственно, речь.

В конце математического вечера подруги вместе мыли посуду, и Юн-ха, которая лучше всех справлялась с самыми сложными подсчетами, подводила итоги проделанной работы, кратко и точно формулируя найденный способ решения того или иного уравнения. После этого Кавита брала свою тарелку из-под самсы, Юн-ха – контейнер из-под кимбапа, а Дария целовала их на прощание.

Когда обе уходили, Дария ощущала некую опустошенность. Ей нравились эти субботние вечера, заполненные математикой, нравилось проводить время с подругами, которые, в отличие от большинства американцев (включая Сэма), знали, что такое война и диктатура, и на своей шкуре испытали, каково это – «прозябать под пятой претенциозных политиканов».

7. Да здравствует анализ, долой самоанализ!

– Вам повезло – вы оказались в нужном месте и в нужное время. Вы умные и талантливые, и ваше будущее будет не просто обеспеченным. Оно даст вам новые возможности, и только от вас зависит, сумеете ли вы ими воспользоваться…

Мина откусила кусок жирной пиццы, которую держала в руках. Она сидела в одной из аудиторий и слушала ежемесячную лекцию декана Бейли «Вопросы и ответы во время перекуса», которую рекламировали во всех зданиях бизнес-школы.

Мина прекрасно знала, что декан Бейли вряд ли сумеет ответить на ее вопросы. Что́ бы он, к примеру, сказал, если бы она спросила, должна ли она бросить учебу и стать художником?.. Зато на его лекциях была бесплатная пицца.

– Когда вы окончите курс, многие из вас отправятся прямиком на Уолл-стрит, чтобы сколотить состояние. В этом нет никаких сомнений, потому что как раз сейчас экономика нашей страны на подъеме, и эта тенденция продлится еще много, много лет. Считайте, что успех вам обеспечен. Особенно плодотворной будет первое десятилетие двухтысячных. Вам предстоит стоять у руля мощнейшей экономики мира!..

Капелька жира, сорвавшись с ломтя пиццы, упала на белую блузку Мины. Проклятье! Несколько мгновений она беспомощно смотрела, как масло впитывается в ткань.

– …Вы добьетесь большего, чем поколение ваших отцов. Главное, не забывайте, что в этих стенах учат анализу, а не самоанализу. Оставим самоанализ для гуманитариев!

При этих словах кое-кто из студентов засмеялся, но Мина продолжала размышлять о своем (возможно, это и был тот самый самоанализ, против которого предостерегал декан, но ей было