вернулся из школы, а твой дядя пошел к Ариадне. Твой папа его отпустил. Сказал, что сам справится в магазине. А потом заявилась она».

Пандора и Лоттин папа, кажется, до сих пор не заметили Лотти. Пристально глядя друг на друга, они медленно двигались один напротив другого в центре торгового зала, словно в каком-то своем замкнутом мире, где они были только вдвоем.

Постепенно животные в клетках вдоль стен начали выбираться из своих укрытий. Самые смелые мышата – в том числе Фред и Персик – даже отважились выйти из клетки и теперь сидели на краешке полки, свесив хвосты, и завороженно наблюдали за происходящим, словно это был какой-то захватывающий спектакль. Хомяк Джерри, чеканя шаг, расхаживал взад-вперед по прилавку и воинственно рычал. Но Пандора не обращала на него внимания.

– Удивительно, как ты решился вернуться! – холодно проговорила она, не сводя глаз с Лоттиного папы. – Я думала, тебе хватит ума держаться подальше от Нитербриджа.

Тот вежливо посмотрел на нее, приподняв брови.

– Да? – сказал он. – А разве тебя не удивляет, что я вообще смог вернуться? Как утверждают надежные источники, меня послали в те джунгли на верную смерть.

Пандора лишь улыбнулась:

– Не следует доверять слухам. Да и вряд ли твои источники так уж надежны. Чрезмерно эмоциональная легковозбудимая девчонка?

Лотти с трудом удержалась, чтобы не вступить в спор. Ей очень хотелось отвесить Пандоре пинка или запустить в нее чем-нибудь тяжелым, но это как раз было бы поведением легковозбудимой, чрезмерно эмоциональной девчонки.

– То есть это не ты отправила меня в джунгли? – спросил Том.

Пандора опустила голову, как бы смутившись. Ее длинные светлые волосы закрыли лицо, словно кружевная прелестная вуаль.

– Я очень расстроилась, – вкрадчиво проговорила она. Во всяком случае, Лотти решила, что именно вкрадчиво, а не мягко и нежно, как, видимо, предполагалось. – Ты меня бросил. Я так сильно тебя любила! А как известно, от любви до ненависти – один шаг.

Лоттин папа невесело рассмеялся:

– У меня ощущение, что ты способна убедить кого угодно в чем угодно, если только тебя будут слушать. Но я-то слушать не буду. Можешь не тратить на меня свое обаяние. Меня все равно не проймешь. Я не узнал свою дочь, я вряд ли узнаю собственную жену, и я даже не представляю, кто ты такая.

Пандора изумленно уставилась на него, но ее взгляд все равно оставался расчетливым и холодным.

– Ты меня не помнишь? – спросила она.

– Я помню только последние две-три недели – и больше ничего.

Пандора задумчиво накрутила на пальцы прядь волос и потянула так сильно, что Лотти подумала, что ей, наверное, больно. Она стояла, молча глядя на Тома, и пока она лихорадочно соображала, как ей теперь поступить, ее глаза сверкали недобрым светом.

– И что же произошло? Что вернуло тебя назад?.. А! Девчонка. Ее пробуждающаяся сила. – Пандора взглянула на Лотти, съежившуюся у двери. – Я бы не стала на нее полагаться. Но знаешь, Том… Я могла бы тебя исцелить. Могла бы вернуть тебе память. – Она шагнула к нему, и Лотти рванулась вперед, чтобы не дать ей приблизиться к папе. Но папа уже оттолкнул Пандору, резко выставив перед собой руку.

– Я верю своей семье, – проговорил он ледяным голосом. – Я не хочу, чтобы ты рылась в моей голове. Не хочу, чтобы ты перебирала мои воспоминания и меняла их так, чтобы они совпадали с твоей собственной версией событий. Да, я потерял память. Но все-таки я не идиот.

Пандора стояла с застывшим, как будто даже растерянным лицом. Словно и вправду рассчитывала, что он позволит ей прикоснуться к нему, раскроется перед ней и пустит ее к себе в голову. Как раньше, когда они были вместе. Как много раз раньше, подумала Лотти и зябко поежилась.

Пандора ослепительно улыбнулась Лотти и обвела взглядом животных на полках. Мышата испуганно запищали и бросились прятаться в клетку. Потом Пандора направилась к двери и, проходя мимо Лотти, легонько погладила ее по голове.

Лотти вздрогнула, словно ей на голову свалился паук. Взгляд Пандоры сделался жестче, ее красивое точеное лицо стало почти уродливым. Выходя из магазина, она с такой силой хлопнула дверью, что в двери треснуло стекло.

Папа подбежал к Лотти.

– Что она с тобой сделала?! Она к тебе прикоснулась?!

Лотти прижалась к папе, стараясь унять дрожь. Софи, жавшаяся к ногам Лотти, тихо проговорила:

– Она думала, что Лотти отвлеклась, наблюдая за вашим спором. Она снова пыталась проникнуть к ней в голову.

– Лотти! Лотти! С тобой все в порядке?! – Папа схватил Лотти за плечи и принялся трясти.

– Со мной все в порядке. Не надо меня трясти. Она ничего мне не сделала. Папа, хватит меня трясти, я же сказала.

– Хорошо. – Он крепко обнял ее и прижал к себе. – Извини, ты молчишь, и я не знаю… Я боялся, что…

– Она и раньше пыталась добраться до Лотти, – сказала Софи. – Однажды она нас поймала и чуть не сожгла Лоттин разум, но ты пришел и погасил пламя.

Папа отвел Лотти в кухню и усадил на стул. Потом присел на краешек стола и закрыл глаза руками.

– Почему я ничего не помню?! – простонал он. – Я не понимаю, как у нее получается отбирать мои воспоминания. Разве что… Я ведь жил среди единорогов и, наверное, сам был немножечко единорогом. Может, их память устроена по-другому. Да, наверное, в этом все дело.

– Она не остановится, – прошептала Лотти.

Папа попробовал улыбнуться, но это была вымученная улыбка.

– Лотти, постарайся не волноваться. В каком-то смысле она сама себе осложнила задачу. Я не помню, что у нас с ней было раньше, и ей нечем меня зацепить. Не за что ухватиться. – Он опять обнял Лотти и прижал к себе. – Что вы с Софи замышляли за завтраком? – спросил он с наигранной бодростью. – Я видел, как вы шептались и поглядывали на меня.

Сейчас он очень напоминал маму: этакий жизнерадостный, неунывающий родитель, который никогда не покажет дочери, что его что-то тревожит.

Лотти моргнула. Ей казалось, что завтрак был сто лет назад.

– Ой, да. Мы хотели показать тебе еще немножко моих воспоминаний. Может, ты и сам что-то вспомнишь?

Папа кивнул.

– Отличная мысль. Но давай чуть позже, не прямо сейчас. Хорошо? – Он вздохнул от усталости. Лотти лишь улыбнулась и не стала ничего говорить. Она не нашла в себе сил сказать папе, что все это несправедливо и очень неправильно. Ей нужно, чтобы память вернулась к нему прямо сейчас. Он нужен ей весь, целиком. И еще ей никак