Изучали не только самоубийства, но и другие проявления агрессии, направленной на себя (аутоагресии) – всевозможные разновидности саморазрушительного поведения, осознанного и неосознанного, включая и такие общераспространенные, как пьянство и курение. Разрабатывали стратегии и тактики помощи разным людям, находящимся в предсамоубийственном состоянии – пресуициде (или после уже совершенной попытки, когда высоковероятен повтор). Ввели в практику способы оценки вероятности самоубийства и несколько спасательных техник – методов психологической реанимации – или, как это я теперь называю, ревивации, оживления души. Часть из этих способов может работать заочно – внедряться в произведения искусства, в печатный текст, что и я стараюсь по мере сил делать в своих книгах с некоторыми положительными результатами.

Еще задолго до начала работы в центре мне приходилось практически каждый рабочий день помогать кому-то, кто находился на грани самоубийства или в некоей степени приближения, либо в постсуициде – после совершенной попытки; помогать родным и близким самоубийц, их детям.

Моим исследовательским заключением, после множества наблюдений, стало понимание, что самоубийства и депрессии связаны не однозначно.

Люди, испытывающие тягу к самоубийству, не обязательно находятся в состоянии депрессии в медицинском значении этого слова. Большинство самоубийств совершается в состоянии активной душевной боли, которое я назвал психалгией: душа болит и тоскует невыносимо, жизнь – ад, но проявлений душевной угнетенности[6] может не быть практически никаких – энергичность, работоспособность, общительность, разносторонние интересы, цветущие таланты могут сохраняться вполне. Первый человек, на котором я убедился, что психалгия бывает и без депрессии (хотя депрессий без психалгии практически не бывает), был ваш покорный слуга.

Депрессивного человека легко опознать по внешним признакам даже без особой психологической квалификации. А человека психалгического – с душой страшно болящей, но с мозгом вполне бодрым – так просто не отличишь: невыносимая боль может прятаться под живостью, веселостью и обаянием; человек может искренне произносить жизнеутверждающие слова, делать много хорошего, вдохновлять на жизнь других, и лишь на какие-то мгновения из заглазья вдруг проступает тень…

Психалгия может быть острой, пронзающей как молния, бывает и затяжной, многолетней пыткой. Часто сопряжена с внезапной или постепенно нарастающей потерей стимулов существования, смысла жизни. Некая часть самоубийств – холодные философские суициды – совершаются и без психалгической составляющей, или с минимальной, – просто из-за ненахождения или потери ЗАЧЕМ – смысла жизни, или, как я предпочитаю говорить, смыслоценности. Это может произойти и на фоне, казалось бы, полного благополучия.

– Получается, что вы, психиатр, вступив с открытым забралом в борьбу с самоубийствами, вынуждены были практически выйти из границ своей медицинской специальности?

– Разумеется. Среди тех, кто кончает с собой или пытается, людей, больных психически – с поврежденным восприятием и мышлением, с неадекватным сознанием – по нашим исследованиям, не более 25 процентов. Но нужно ясно понимать: и психически здоровые люди часто бывают в нездоровых состояниях, в невменяемости и полувменяемости, в затмениях души, в душевной болезни.

– То есть: психическая болезнь и душевная – не одно и то же?

– Иногда одно, иногда не одно. Иной психически больной и душевно болен, а иной психически болен, а душевно, как ни странно, здоров и здоровей многих, считающихся нормальными. Можно быть тяжело душевнобольным при здоровой психике.

– Что-то трудно это воспринимается.

– Да, сложновато, но что поделаешь, человек все-таки не обезьяна и не компьютер, хотя с обоими много общего. Четкое разграничение затруднено лингвистически: формально «психическое» и «душевное» – одно, греческое «психэ» и означает «душа». Но практика убеждает: то, что именуется психикой – лишь небольшая часть чего-то неизмеримо большего, живущего в человеке. Маленькая проявленная часть необъятной пленки. В сновидениях, в экстремальных и трансовых состояниях, в гипнозе, у некоторых психиатрических пациентов, у маленьких детей и у ослабоумевших стариков это особенно очевидно: психика обыкновенная или примитивная, недоразвитая или деградированная, затемненная или грубо искаженная, – но нет-нет да проявится, вдруг мелькнет или ясно выступит что-то совсем иное – с других уровней, с немыслимых глубин, с незримых высот…

Душа – очень подходящее, очень хорошее русское слово для обозначения нашей многоуровневой внутренней жизни – живой вселенной, вселённой в нас.

Важно понять: самоубийство не сводится к сумасшествию, даже у психически больного человека. Больные обычно совершают самоубийства не в разгаре психоза, а в просветах близости к выздоровлению, на зыбкой грани здорового самосознания.

– Замечал: иной раз кто-нибудь из юных ребят любит пощеголять ненароком шрамами на запястье, порезанными венами…

– Если пощеголять, подемонстрировать – то еще ничего: человек страдает и хочет показать, что страдает сильно, хочет привлечь внимание. Страдает еще не настолько, чтобы всерьез распрощаться с жизнью, но дает знать: если приспичит, могу и распрощаться, так что смотрите, не упустите меня. Душевная незрелость в полном цвету.

– Помощь в таких случаях требуется, или можно не опасаться – несерьезно?

– Серьезно или не очень серьезно – помощь в любом случае требуется обязательно. Без паники, без давления, без охов, ахов и ухов – спокойно общаться, беседовать и просвещать потихоньку. Стараться понять получше, что же там творится внутри. Ненавязчиво поднимать самооценку. Можно с иронией. Можно весело. Можно шутить.

– Самоубийство, всерьез задуманное, предотвратить можно?

– Если вовремя распознать, если успеть догадаться, что есть такая опасность, – да, можно. Иногда трудно до невозможности, иногда очень легко – может хватить одного слова, одного взгляда, одного прикосновения – но вовремя, вовремя! Непоправимое происходит в секунду. В секунду же можно человека спасти. Иной раз стоит лишь показать ненароком: вот, этому, этой – стократ хуже, а держатся. Выиграть кусочек драгоценного времени – переждать, переболтать, дать выговориться, перемочься – глядишь, затмение и минует. На телефоне доверия каждая секунда разговора может оказаться спасительной.

– А насколько важны лекарства?