– Когда как. Иногда нет иного выбора, кроме как лекарством спасать, подчас и насильственно.

– Насильственно?!

– Раньше одно лишь подозрение на суицидальные намерения было достаточным основанием для насильного укладывания человека в клинику и закачивания в него лекарств. Теперь не так, но… Вопрос «жизнь или смерть» слишком конкретен и неотложен, чтобы помогающему можно было позволить себе философствовать или руководствоваться какими-то установками. Я противник насилия и признаю право каждого сознательно распоряжаться своей жизнью, включая и срок перехода. Я на стороне тех, кто отстаивает право эвтаназии – сознательного прекращения своей жизни, если она пришла к положению, в котором не остается ничего, кроме беспомощности и страданий. Признаю право человека на осознанную добровольную смерть. Но в этих утверждениях важнее всего слова: осознанная, сознательно. Когда человек невменяемо саморазрушителен – совесть требует нарушить его право на самораспоряжение ради него же. Приходится брать на душу грех насилия, чтобы не брать греха большего: равнодушия. Это вам говорит тот, кого многие благодарили за спасение от самоубийства, и ни один еще за это не попенял.

– Но уверены ли вы, что в каждом конкретном случае человек со стороны, пусть даже и опытнейший специалист, может определить, осознанно ли человек выбирает, умереть ему или жить?

– Конечно же, не уверен. Во многих случаях это определить невозможно: колоссальный дефицит информации, происходит не поймешь что, человек вот-вот погибнет. Приходится, не раздумывая, брать ответственность: решать в пользу жизни, пусть и насильственной, а там видно будет.

Кто знает последнюю мысль преступившего грань обратимости, затянутого в воронку? Последняя вспышка убиваемого сознания – в затяге туда, во тьме, в самой последней точке – может быть, там оно и было, прозрение с поворотом на жизнь, но…

Многим, кого не успел спасти, мысленно повторял: если бы ты только мог в тот миг увидеть себя первым детским, всепонимающим взглядом – взглядом своей души – ты бы сам себя схватил, связал и приговорил к жизни. Ты бы убил себя наоборот – чтобы жить…

– Что можно сказать тем, кто принял твердое решение о самоубийстве?

– Грубо можно так: не лезьте без очереди. «Вас здесь не стояло». Полустишком так: смертный, не рвись вперед: каждого в свой черед вызовут в кабинет, откуда возврата нет.

А прозой помягче так: пожалуйста, подождите. Побудьте с нами и подышите.

Уверены ли вы, что уже постигли истину? – что больше ничего в мире для вас не откроется?

А если это ошибка? Вдруг заблуждаетесь? Вдруг забыли главное?

Не спешите, подождите, побудьте здесь, подышите еще с нами вместе – и к вам придут свежие соображения, и захочется узнать, что же будет дальше. Захочется кому-то или во что-то поверить. Захочется кого-нибудь полюбить. Захочется кому-нибудь побить морду. Найдется, ради чего стоит еще помучиться. Как сказал Андрей Кнышев: «Жизнь коротка, можно и потерпеть».

Из моих первых рисунков. День рождения, мне 4 года. Слева направо: стул, я, сестра Таня, стол, лампа, мама, брат Саша, стул. Самарканд, 18.11.1942

Хоть и правильно пошутил Олеша, а вслед за ним Станислав Ежи Лец, что «жизнь вредна, от нее умирают», – но еще правильнее другое: полезно жить. И это не шутка. Жизнь происходит от жизни – так природа устроена: жизнь дает жизнь, жизнь жизнью поддерживается. Уставшие, разочарованные, тоскующие, разуверившиеся во всем – знайте: вы очень многим помогаете жить только тем, что живете. Да – помогаете, держите в жизни самим фактом своей жизни! Как бы вам ни жилось, какими бы вы ни были – прекрасными или ужасными, первыми или последними – одним лишь своим дыханием, одним лишь сердцебиением, одной мыслью, одной решимостью продолжать жить вы помогаете жизни, помогаете множеству жизней жить дальше – на вас многое держится. Вам зачтется!..

Нина, лезть и правда не надо. Но риск повторения, действительно, есть, и если М. для вас человек близкий, то быть рядом – можно и нужно, на связи быть – обязательно. И разговаривать, и думать вместе о том, как жить дальше.