ей полную свободу. Во-первых, прохлаждаться в разгар проекта не следовало, во-вторых, практически взрослой девушке наверняка лучше было бы причесать мысли и чувства без причитания старших родственников, от которых она только что уехала. Поэтому Тата, пытаясь развеять тоску, бродила по музеям и набережным, и в один прекрасный день…

Это была выставка, посвященная творчеству Фриды Кало. Очередь была умопомрачительная, но продвигалась быстро. В одном из залов безостановочно крутили документальный фильм о художнице с невероятно трагической судьбой. Тата задержалась там и посмотрела фильм три раза подряд, потому что это очень отвечало ее настроению – мрачность, романтизм, любовь, страсть, наркотики, смерть. Она пропитывалась этой атмосферой и даже примеряла на себя – ну, конечно, не этот ужас неподвижности в больничной койке, а ее свободомыслие и ее мужчин. Диего Ривера и – неожиданно – революционер Троцкий. Последняя запись в дневнике Фриды: «Надеюсь, что уход будет удачным и я больше не вернусь».

Ах, как же это все отвечало собственным устремлениям Таты! Она упивалась этим нуаром.

– Такая молодая, не правда ли? – раздалось негромкое прямо над ее ухом. – И такая судьба.

Она повернулась и обомлела. На нее смотрел донельзя, до неприличия красивый мужчина. «Принц», – промелькнуло у нее в голове.

Да, он чем-то напоминал принца из сказки о русалочке. Белокурый, загорелый и голубоглазый. Правда, в ее мечтах он был молодым, а этот… На вид она дала бы ему гораздо больше тридцати. Не парень, мужчина.

Сердце Таты болезненно стукнуло – снова перед глазами мелькнула гладь воды, позолоченная солнцем белокурая прядь… но она взяла себя в руки.

– В восемнадцать лет пережить такое, – непринужденно продолжил разговор блондин. – И не сдаться. Юность, вся жизнь впереди – и вдруг все летит в тартарары.

– Я сейчас переживаю нечто подобное, – неожиданно вырвалось у нее.

Признавшись в этом незнакомцу, Тата вдруг страшно смутилась:

– Ой… извините… Получается, что я себя с ней сравниваю, но это… так нескромно… и даже глупо!

– Ничуть, – спокойно возразил мужчина. – Хотите, угадаю? Несчастная любовь.

– Вам, наверное, смешно, – нахмурилась она.

– Да боже упаси смеяться над чужими чувствами, – покачал он головой. – Наоборот, очень даже хорошо вас понимаю. А когда, извините, любить, как не в молодости? И именно сейчас, когда воспринимаешь жизнь особенно распахнуто, такие удары бывают наиболее болезненными. Так что смеяться над таким может только прожженный циник. Больше того – чудовище.

«Какой мудрый», – подумала Тата и вдруг снова покраснела. Она почувствовала, как лицо ее заливает жар.

Она именно сравнивала. Да, в ее автобус не врезался трамвай, но утлая лодочка ее жизни, столкнувшись с первой потерей, потерпела крушение. Пробоина была ощутимой, и она почти шла ко дну… И вдруг… А ведь Фриде было на несколько месяцев меньше, чем ей, Тате. И Диего, между прочим, был тоже намного старше ее, Фриды. Она подумала «тоже»?.. Лицо ее пылало, и она, как ей казалось, незаметно прижала прохладные ладони к щекам.

– Знаете, а я ведь не хотел сюда сегодня приходить, – признался мужчина. – Собирался на Апрашку заехать, но случайно ноги сами сюда повернули. Тянет иногда снова посмотреть на свою работу, знаете ли… Я ведь был одним из тех, кто работал над этим фильмом о Фриде.

– Вы работали над этим фильмом? – изумилась Тата.

– Я сценарист, – сдержанно отозвался белокурый принц.

– Потрясающе, – пробормотала девушка.

Все это было так романтично. Питер… Фрида… Сценарист… Да, не зря родители отправили ее сюда.

Она заметно воспряла духом и, наверное, впервые за три месяца почувствовала, что пожить, наверное, еще все же стоит.

– Очень… пронзительный фильм получился, – осторожно сказала она. – Я ведь третий раз подряд смотрю.

– Правда, понравился? – польщенно спросил сценарист. – А что именно понравилось?

– Видеоряд, наверное, – неуверенно произнесла она.

– Это, скорее всего, к оператору, – отозвался тот. – Видеоряд, раскадровка… Впрочем, мы, конечно, сотрудничали довольно тесно – режиссер, оператор… Спорили, обсуждали.

– Знаете, это… Не просто иллюстрация ее биографии, – сделала девушка робкую попытку анализа. – Тут есть какая-то внутренняя история фильма. Такая… я бы даже сказала, дерзкая.

– Да, – посмеялся блондин. – Дерзость – это точно мое. Меня вечно цензура заворачивала!

– Здесь много… эротики, – смело сказала Тата, вновь заливаясь краской. – Такой… скрытой. Но она ощущается.

– А вы довольно проницательны. И чувствуете тонко, – удивленно заметил сценарист. – Приятно встретить не просто зрительницу, но достойную собеседницу. И такую молоденькую.

– Спасибо, – смутилась она.

– Где учитесь, если мне позволено это узнать? Истфак, журфак, искусствоведение? – попытался угадать сценарист.

– Совсем даже нет, – улыбнулась она. – Я будущий экономист.

– Вот как, – покачал головой блондин. – И не скучно?

– Да я как-то об этом и не думала, – пожала плечами Тата. – Поступила в вуз, который родители выбрали.

– То есть вы такая послушная? – подначил блондин с доброй усмешкой.

– Ну… – смешалась она и тоже усмехнулась. – Когда как.

– А сейчас что? Сбежали с лекций?

– Да я вообще не в Петербурге живу, – призналась Тата. – В Москве.

Блондин покивал:

– Понимаю. Вам просто нужно развеяться.

– Именно!

– Что ж, Петербург к этому очень располагает, – согласился сценарист. Он вдруг спохватился и наконец представился: – Что ж это я, невежа! Дмитрий.

– Наталья… Тата, – поправилась она.

– Тата, а что вы скажете на то, чтобы прогуляться вместе? – предложил он. – Если, конечно, вы уже посмотрели выставку. И если у вас нет других планов.

– Было бы интересно, – вдруг неожиданно застеснялась она.

– Подождете меня минутку, хорошо?

И вправду, ровно через минуту он вернулся, протягивая ей набор открыток с работами Фриды.

– Ой… Спасибо, не стоило…

– Мне будет приятно, если у вас останется сувенир на память о Петербурге, о выставке. Может быть, немножко и моем фильме.

Она снова взглянула в его яркие синие глаза, помедлила и, улыбнувшись, кивнула. Конечно, ей нравился этот загорелый мужчина с внешностью киногероя. Принц… Она незаметно вздохнула. Но он все равно заметил.

– А давайте я покажу вам Питер совсем с неожиданной стороны, – решительно предложил он. – Не с парадной – фонтаны, музеи… А, так сказать, со стороны кулуаров.

– Мы будем