Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я вообще в другом районе живу, – Марину почему-то рассердила такая щепетильность. – Мне тут разговаривать не с кем.
– Ну вы тут сами, да? А я пока во дворе побуду.
Через час Марина вышла на улицу.
– Нина Григорьевна, – позвала она хозяйку, которая расположившись на скамеечке, кормила семечками голубей. – Я только альбомы забрала, отнесу ее маме, остальное не нужно. Выбросьте или продайте. Как хотите.
– Спасибо, спасибо.
– Да не за что.
Марина повернулась и пошла к своей машине. Забралась в ее уютную утробу, вынула из альбома одну из последних фотографий. На ней улыбающаяся Полина стояла на детской площадке, прислонившись к облупившейся горке. Ветер трепал ее цветную просторную юбку, через плечо была переброшена толстая рыжая коса с ярким бантом. Разве скажешь, что ей тут за тридцать перевалило? Ни дать ни взять гимназистка. Даже ни одной морщинки на слегка бледноватом лице. Марина спрятала фотографию в бумажник и выехала из двора. К Новому году искать Полину, в общем-то, перестали.
Весна в том году наступала медленно. Солнце с трудом пробивалось через низкие облака и шарило по земле своими тонкими, немощными лучами, как слепой ощупывает пальцами незнакомую поверхность. Снег нехотя оседал под этими слабыми прикосновениями, чернел, превращался в водянистую кашу, но все равно день становился длиннее, и уже можно было чуть дольше играть во дворе. Лиза тщательно вычищала снег под горкой, где вот-вот должен был появиться ее обустроенный дом. Картонные коробки терпеливо ждали своего часа, чтобы превратиться в шкаф, стол и телевизор. Сегодня она вышла во двор первой и заняла для своего домика самое лучшее место. Даже принесла с собой свой раскладной стульчик, чтобы было совсем как у взрослых. Она отбрасывала в сторону снег, который не успел растаять в тени, и, зачерпнув очередную пригоршню, увидела, что из белого крошева на нее смотрит круглое лицо, обрамленное толстыми рыжими косами. На подбородке налипло что-то красное, вышитые глаза грустно глядят перед собой, будто их обладательницу кто-то обидел. Лиза торопливо заработала руками и уже через минуту держала в руках промокшее тельце в платьице в горошек.
– Замерзла, да? – спросила куклу Лиза. И заторопилась домой, забыв про коробки и раскладной стульчик.
– Господи, где ж ты ее нашла, такую чумазую? – мама разглядывала куклу в перепачканном платье. От игрушки заметно пахло сыростью.
– Мамочка, давай мы ее посушим! Ну, пожалуйста! Она же там была совсем-совсем ничья! Это будет моя доча.
– Ну давай, устроим твоему найденышу банный день.
Четыре руки опускают куклу в таз с теплой мыльной водой. Ее аккуратно трут щеткой, моют нитяные волосы. Потом Лиза нетерпеливо пританцовывает, пока мама сушит игрушку феном. А кукла улыбается. Лиза это точно видела! Ночью, в темноте уютной спальни, освещенной мягким светом ночника, Лиза укладывает пятнадцатисантиметровое тельце на подушку, ложится рядом, укрывшись одеялом с головой.
– Спи, кукла, – шепчет, засыпая, Лиза, – я тебя не обижу.
Тикают часы. В тишине и покое под теплой детской рукой в маленьком кукольном теле размеренно бьется сердце Полины. В котором еще есть место для любви.
Требуется убийца
Это самая настоящая жалоба. Или крик души, если хотите. Моя учительница истории так говорила: «В те годы бушевал красный террор, если хотите». Красивая, кстати, была. Как Барби. Это я потом, когда в магазине эту куклу увидела, поняла, что она у меня историю преподавала. Так вот, о чем это я? Вчера вечером вокруг не нашлось ни одного человека, который мог бы меня убить.
На работе, сразу после обеда, у меня начался насморк. Вы встречали людей, которые могут чихнуть двадцать раз подряд? И всех уже раздражает этот непрекращающийся чих, и все равно «будьте здоровы» говорят на каждый. Люди! Прекратите это! Для таких, как вы, даже поговорку придумали: «На каждый чих не наздравствуешься». Я имею ввиду, что чихать я от этого все равно не перестану, так что заткнитесь уж, окажите любезность!
Вечером заболела голова, а в доме – ни одной таблетки! Это у меня дом такой: десять пар туфель, коробка чулок, полка с лаком для ногтей, пять разделочных досок, шесть ножей, три иголки, две катушки ниток и ни одной таблетки. Про йод и лейкопластырь даже не спрашивайте. В холодильнике нашелся лимон. Кислый, сволочь! Спасительный витамин С. Заварила чаю, отыскала в шкафу зимний халат (длинный, зеленый, теплый), завернулась в него, пью. В телевизоре – дрянь, по радио – дрянь. Сижу в тишине. В халате жарко, без халата холодно, забралась под одеяло. Брякнул телефон, сообщение пришло от коллеги: «Тебя лишь секунду видел сегодня. Выглядела потрясающе». Как же, помню, это еще до обеда было! Я в красном сарафане – чаровница, фея! Выползла из-под одеяла, постояла у зеркала. Волшебница красного носа. Все, спать.
Опять телефон. Подружка:
– Что делаешь?
– Пытаюсь умереть. А ты?
– А я из дома ушла.
Слышу – и правда ушла: вокруг машины шумят и голос веселый.
– Насовсем, – говорю, – ушла?
– Нет, – отвечает, – на час. Мне сказали, что я некомпетентная мать.
– Ну, заходи ко мне. Может, ты сиделка компетентная?
– Нет, – говорит, – я погуляю. Давай, помирай. Пока, в смысле.
– Пока.
Села на диване, повертела головой в темноте, можно и кофе попить. Вкуса не поняла, высунула язык перед зеркалом. Так и есть – нездоровый язык! Прямо скажем: больной!
Третий заход на посадку, завернулась в одеяло с головой. Телефон тихонько тренькнул. Понимает, что уже раздражает меня, гад такой, осторожничает! Беру трубку, а там снова с работы письмецо: «Гаг дам назморг?» Заклинание, черт его раздери, какое-то! Перечитала, написала, что насморк чувствует себя прекрасно, чего о себе сказать не могу. Поворочалась, но из постели решила не вылезать, поскольку взаимосвязь стала очевидной: как только я встаю с дивана, сообщения где-то аккумулируются и не дают мне умереть. Легла на спину, дышу ртом, как рыба, и понимаю, что вот сейчас меня можно убить поцелуем. Нос настолько заложен, что я бы просто задохнулась! Кстати, сегодня насморк еще не прошел. Требуется убийца.
Останься со мной
Помню, давно, я спросила у бабушки, почему я не ношу прическу «конский хвост», как другие девочки.
– В нашей семье мы так не делаем, – сказала бабушка.
Я и так это знала. Длинные, гладко зачесанные волосы, собранные в