Джокт знал. Но смолчал. Ему очень не хотелось еще хоть раз в жизни опять попасть в Сквер Милано, восемнадцатая станция подземки.

Место действительно оказалось удачным. Терраса на улице, маленькая правда, но им хватило. Четыре столика под цветастым тентом и зал в полуподвальчике. Спускаться в помещение никому не захотелось, к тому же тент защищал от солнца, и в воздухе вился приятный ветерок.

Все четыре столика были незанятыми, что позволяло выбрать любой. Услужливый паренек с белой тряпицей через руку принял у пилотов скромный заказ, и исчез.

— Короче, так, — продолжая прерванную беседу, сказал Джокт. — Первый Боевой в моем изложении никого не интересовал. А если бы и заинтересовал, изложение было бы достаточно четким... Чтобы ничего не понять. Ну я на это надеюсь, — поправился Джокт под недоверчивым взглядом Барона. — По крайней мере, все вопросы были из другой оперы.

— Что такое опера? — тут же встрял Гаваец, сама святая простота.

— Это место, где все громко поют на древних языках и в перерыве можно съесть мороженое! — пояснил Барон, который, в отличие от Гавайца, ни за что в жизни вот так. в открытую, не признался бы, что ему неизвестно какое-то слово.

— А зачем — громко?

— Потом объясню. Может быть, сходим даже когда-нибудь. Не перебивай!

— В общем, их интересовало мое видение в Приливе. Все пытались меня убедить, что это не было галлюцинацией. Оказывается, не только я видел то, что видел, и слышал то, что слышал. Были и другие пилоты.

— Может быть, какой-то непонятный процесс? Один и тот же, но повторяющийся не всегда и не для всех? — предположил Барон, который втайне завидовал Джокту. Ведь именно Джокт встретился с чем-то необъяснимым, а не Барон.

— Может. Я не знаю. Они тоже, кстати, не знают.

— Кто — они? Особисты?

— Не только. Медики, физики, садисты-акустики. — Джокт принялся перечислять всех, с кем ему довелось побеседовать. — Особист, правда, тоже был. Он же меня и пригласил. Но только с ним я не успел поговорить, потому что совсем устал от тех, других интересующихся. Еще меня приборчиком травили — коснешься сенсора, сразу из шкуры вылезти хочется. Классно! Обещали еще более удивительную штуку показать... С настоящей мембраной.

— Зачем? — снова спросил Гаваец.

— Чтобы проверить — стану я выпрыгивать в окно или нет.

— Инфразвук, что ли? — сразу угадал Барон. — Я что-то такое и предполагал, когда ты нам про галлюцинации рассказывал. Не поверишь — ты рассказывал, а у меня самого мурашки по коже ползли!

— А у меня — нет! — гордо сообщил Гаваец. — Но скоро поползут точно, если нам принесли вместо джина какое-нибудь дешевое пойло!

Он снял с подноса крохотные рюмочки-наперстки с полупрозрачной пахучей жидкостью.

Разговор на какое-то время умолк, пока официант расставлял перед пилотами бокалы с водой и тарелочки с грильетами — горячими бутербродами.

— Так что там насчет особиста? Ты что, просто так взял и прямо ему заявил, что устал от разговоров... время к обеду... и все такое прочее? А он тебя сразу же отпустил?

Пока Гаваец сосредоточенно жевал, пытаясь найти вкусовую разницу между кружками колбасы, что были на бутербродах, и гидропонными эргерами, которыми их кормили в Крепости, Барон с Джоктом вели беседу.

— Нет, конечно! Он сам сказал, что хочет побеседовать в другой раз, когда что-то там обобщит, разузнает кое-что... И сам меня найдет. Потом.

— Э, значит все у тебя впереди! Смотри, не расслабляйся.

— Постараюсь. Но вообще странно.

— Что странно? Что их заинтересовал твой звездолет?

— Да нет, тут как раз все понятно... — И Джокт пересказал, что сообщил ему первый офицер — медик из отдела разработки индивидуальных аптечек.

Естественно, он при этом наплевал на обещание не разглашать услышанные сведения.

— Только меня не выдавайте!

— Я — шлем второго срока службы! — поклялся Барон.

— А я вообще, когда ем, ничего не слышу, — заявил Гаваец, — родители меня так приучили. Когда я ем, говорил отец, я должен быть глухим и немым человеком. И стукал ложкой по лбу, если я нарушал это правило.

— Ложки ему было не жалко, — заметил Барон, но от главной темы не уклонился.

— Хорошо. Звездолет — это не странность. И что-то такое действительно летает в Приливах. Предтечи какие-нибудь, отражения наших же линкоров, проходящих в это же время другим Приливом.

— Нет. Не наш был линкор. Я просто называю его линкором. И не корабль Бессмертных. Я бы опознал.

— Значит, искаженное отражение. Мираж в пустыне, знаешь, что это?

— Нет, не знаю. Но что-то в этом есть. Может быть, ты, Барон, только что нашел разгадку, которую ищут уже двадцать лет с момента первой встречи. Может быть... Но мне другое кажется странным, черт с ними, с галлюцинациями или миражами. Странно, что мы так боимся признаться самим себе, что тайна Первого Боевого — глупая тайна.

— Обоснуй! — немедленно отреагировал Барон.

— Вот представь. Ты — комендант Крепости. Каждый день твои пилоты гибнут в стычках с «Кнопками». Но при этом знаешь, что раз в году, в конкретном, известном тебе секторе собирается вся «золотая молодежь» Бессмертных. Пилоты-новички.

— Ну и что?

— Почему бы не прихлопнуть их? Ведь не прекратили же Бессмертные посылать стажеров в тот квадрат, даже после разгрома, что учинили когда-то действительные пилоты целому выводку? Вспомни, что инструктор рассказывал! Он ведь сам тогда жег новичков-Бессмертных! А они все равно посылают стажеров. Раз в год.

— Мы же все равно с ними справились... Ну почти, — поправился Барон, — какая разница, кто бы это сделал — мы или действительные пилоты?

— Большая разница! Неужели ты ее не видишь? Нерон мог остаться жить! А с ним и другие...

— Лично мне все представляется вполне справедливым. Никто не мешал нам использовать такую же хитрость — выйти из Прилива двумя группами. Сначала первая — приманкой, а потом вторая.

— Тогда бы они нас всех сожгли! Вспомни, что там творилось! Во-первых, численное превосходство, во-вторых — Бессмертные как-то научились создавать собственные Приливы. Это — справедливость?

— На войне как на войне. Но всегда есть другая сторона медали. Вот послушай: прикрепили бы нас к пилотам-асам, хвосты им прикрывать. И отправили бы на встречу с полноценной эскадрой «Кнопок». И там тоже ждала бы засада, тоже раскрылся бы Прилив у тебя за спиной. Только выпрыгивали бы из него не новички, не умеющие толком строй держать, а черви из червей! Колерованные такие, матерые червячищи! Что тогда бы произошло? Или, по-твоему, в этом случае наши асы должны были бы нас прикрывать? Да? Хорошо, прикрыли бы. И остались бы все там, чтоб я, да ты, и еще Гаваец, его тоже жалко, успели живыми выйти из боя. Что дальше? Не знаешь? Так я с тобой поделюсь секретом! Дальше тебя кидало бы в дрожь каждый раз, когда придется выходить на задания. Ты бы боялся схватки, как девственница маньяка! Индап обколол бы тебя так, что жизни осталось — на два года! Все из-за того, что ты ни черта не сделал толкового в Первом Бою. Пропустил удар, как сам говорил. И на твоей совести остались бы жизни настоящих пилотов, каким тебе никогда уже не стать. Дошло?