— Штраф? — несколько убавил надежды Джокта Барон, но тоже оказался не прав.

— Ни-че-го! А я срочно в Крепость отправился. На курсы пилотов. Воспылал идеей защиты Солнечной.

— Наверное, убедили всех пострадавших забрать заявления? Они умеют убеждать! И кое-что изменить в своих рассказах, наверное...

— Пытались. Не вышло. Вернее, не со всеми так получилось. Люди столько страху натерпелись! Кому — денег, а кого и запугивали. Но не вышло.

— И как же тогда?

— Да запросто! Изменили закон Мегаполиса. Убрали из уголовного уложения статью. Нет статьи — нет преступления. Нет преступления — вопросы к тому, кто заставил хаймена голосовой преобразователь проглотить...

— Так что же теперь? Можно приехать к вам на Гавайи, запросто схватить любую приглянувшуюся девчонку и... Слушай, давай съездим?

— Не надо так шутить, Барон. Через день после суда и оправдания статью обратно ввели. А подонка хайменского — ты уж прости, Барон, что так говорю, — отпустили. Мне как главному свидетелю — я же его тепленьким с соседской дочки снял! — намекнули так обстоятельно, что бывает с некоторыми неудачниками. Серф — вещь небезопасная. Даже если на гравитаторе. Если огромной волной накроет, то все! А волны у нас почти все огромные. Серьезные дяди намекали... А за то, что я еще и пару ребер ему сломал, вообще сказали, загонят на край Вселенной, квазеры добывать во славу Солнечной. Пришлось воспользоваться единственной альтернативой.

— Не жалеешь? — Барон пристально посмотрел на Гавайца, умудрившегося все эти годы, что друзья были вместе, держать в себе такую тайну.

— Чего жалеть? Дело прошлое. Даже лучше для меня вышло, а то бы забрали сейчас в штурмовую пехоту — по комплекции для меня в самый раз! — с них станется...

— Ну если честно, это не единственная такая история. Возьми уголовное уложение любого Мегаполиса, и там всегда можно найти статьи, что отменялись на какое-то время, а потом... А вы предлагаете мне вернуться в этот осиный рой!

— Ладно тебе, Барон. Не все же хаймены сволочи. Наверняка хоть сколько-то порядочных наберется...

— Есть и порядочные. Есть... К моей семье это никак не относится. К сожалению.

— Как ты можешь так говорить о своей семье? — вспыхнул Джокт. — Какие бы они ни были люди, все же это твои отец и мать!

— Не заводись. Я знаю, почему ты так говоришь... Но только я не виноват, что какая-то Y-хромосома пошла не туда, и мне претит все, чем занимается семья. И Вайна в этом была не виновата. Я старше, чем ты, Джокт. Может быть, когда стану еще старше, буду смотреть на все по-другому. А пока не могу.

— И что же ты решил? Две недели пролетят быстро. Надеюсь, не хочешь повторить мою выходку с Черным колодцем? Или нарочно погибнуть смертью героя в следующем бою?

— Это было бы слишком просто. И для меня, и для семьи. Можете поверить, что меня ждут вовсе не с распростертыми объятиями!

— Ну сердятся... Разговор, конечно, неприятный будет... Но все же заботятся, не хотят, чтоб ты оставался в Крепости.

— Сердятся? — чему-то развеселился Барон. — Ты сказал — сердятся? Да, они сердятся, если кто-то на приеме неловко наступит на ногу или если неожиданная поломка яхты заставляет отложить на сутки круиз по Адриатике. Когда неумелый слуга прольет на скатерть вино. Если бы ты знал, Джокт, как я их всех рассердил! Двадцать два процента акций семейной корпорации — мою долю — я переписал сразу после гибели Вайны на счет Фонда Ветеранов и Глобальной программы Помощи космическому флоту! Тебе это о чем-то говорит? Вполне возможно, сейчас мы с тобой летаем как раз на тех истребителях, что были построены на деньги моей семьи. Вот уж они не ожидали от меня такой выходки! А теперь всеми правдами и неправдами будут пытаться уломать меня вернуть все потраченное. Знаешь, как это делается?

— Как? — теперь заинтересовался и Гаваец.

— Упечь меня в психушку признать все мои прежние действия совершенными в невменяемом состоянии, и тогда...

— Что, и «Зигзаг» ты все это время пилотировал в невменяемом состоянии? Кто в это поверит?

— Кому надо, тот и поверит! Всегда можно найти убедительные аргументы. Например, треть от тех процентов, что вернутся семье после признания меня умалишенным. За треть даже в Корпоративном правительстве поверят... Гаваец, ты только что рассказал поучительную историю. Думаешь, я фантазирую? Не-ет. Пойду к Старику (так за глаза называли коменданта Крепости), повалюсь в ноги. Может быть, найдется для меня работа где-нибудь у черта на рогах? Под самым носом Бессмертных... Серый Прилив какой-нибудь разведать.

— Не дури, Барон. — Только сейчас до Джокта дошло, какой невероятный груз носил и продолжает носить на душе его друг. — Старик сам из хайменов, ты же говорил...

— Знаю, только он другой. Как я завидую твоему другу Балу! — вырвалось у Барона.

— При чем тут Балу? — спросил Джокт да так и замер с раскрытым ртом, пораженный своей догадкой.

— Я вам этого не говорил! — быстро протараторил Барон. — Забудьте, ради меня и ради себя! И давайте, действительно, еще джина тяпнем! Все равно сегодня на грудь принять придется. К тому же у меня для вас есть еще новости.

Когда официант водрузил на столик повторный заказ, на этот раз прижав салфетки вазочкой с искусственными цветами, беседа продолжилась.

— В общем, так, друзья мои. Слышащий — услышит! Ведь вы проморгали самое важное известие, касающееся вас. Ну то есть нас, всех вместе. С Крепостью в придачу.

— Это насчет двухнедельного срока?

— Гаваец! Ты сегодня поражаешь меня своей проницательностью! Конечно. Две недели — и грянут какие-то события. Вот от них подальше меня и пытаются убрать.

— Чтобы потом засунуть в психушку и признать сумасшедшим?

— Это достоверная информация. К счастью, не все в семье желают мне такой судьбы... Я даже знаю фамилию профессора, который готов дать заключение о моей болезни. И диагноз, что будет фигурировать в заключении. Все знаю. За то время, что я обучался на курсах, семья пыталась различными способами вытащить обратно свои деньги, но только у них ничего не получилось. Остался последний вариант. И если раньше там всем было наплевать на меня, то теперь мертвый я им не нужен. Вернут деньги, потом, глядишь, обратно здоровым сделают. Если буду хорошо себя вести... О Первом Боевом никто не догадывался — что это такое на самом деле, верно? А когда в семье узнали, что я уже участвовал в настоящем боевом рейде, том самом, который пойдем сейчас обмывать, тут они и переполошились. Я больше чем уверен, что в течение двух недель мне не светят никакие вылеты. На Старика надавят — вот увидите! — а через две недели произойдет нечто такое, что даже власти Старика окажется недостаточно, чтобы меня удержать. Смекаете?

— Общая команда? Прорыв? — Джокт почувствовал, как им овладела радостная лихорадка.

Все ждали такой команды. Всем было понятно, что война затянулась, и если не сейчас, когда враг уже обладает новым мощным оружием — способностью создавать Приливы, то уже, вполне вероятно, никогда... В «Австралии» был развернут новый корпус штурмовой пехоты. В резервных ангарах вовсю шло стендовое тестирование новых истребителей, пилоты которых вот-вот должны были прибыть в Крепость.