— Это ты мне можешь рассказать. Или Гавайцу. И мы поверим. Но только если бы не вмешательство Старика, пообещавшего навести шорох на всю Солнечную и привести па орбиту Земли нашу старушку «Австралию» со всеми ее погремушками, то так бы все и случилось. Вас — в карьер. Балу — к стенке. А может, я и не прав. Кто его знает? Я ведь не провидец, верно? Можно — всех троих к стенке, чтобы не затягивать сатисфакцию...

По спине Джокта пробежал холодок. Одно дело — дожидаться смерти в скорлупе истребителя. Другое — вляпаться в глупую историю, которая приведет к тому же, что и залп в упор какого-нибудь «Кросроуда». Бортовой. Полный. Только такая смерть будет намного страшнее Просто Смерти.

— Вначале я даже думал уподобиться отшельникам. Ни с кем не общаться, ни с кем ни дружить... Не разговаривать. Но у меня не получилось. Вдобавок это выглядело бы глупо, и так действительно можно сойти с ума. Особенно после модификаторов.

Джокт даже не сразу понял, что Барон перескочил на другую тему. И теперь анализировал отношения между собой, Джоктом и Гавайцем. И то, как они складывались.

— За нас боялся? — Гаваец подпер голову рукой и теперь смотрел на Барона странным взглядом, в котором читался одновременно и ужас от услышанного, и обожание рассказчика.

— Боялся, — признался после некоторого раздумья Барон, — а потом понял, что зря. Не тот вариант. Убрать друзей — нет никакого смысла, хотя меня действительно пытались этим шантажировать.

— То есть как?

— Просто. Не вернешься в семью, вокруг тебя начнут исчезать люди. Как Вайна... Черт! — Он с размаху двинул по столу, так, что выбежал официант.

Но Джокт проделал фокус с двумя кредитками, которому его научил Балу, и паренек удалился, пытаясь скрыть довольную ухмылку.

— Черт! — повторил Барон, даже не заметив появления и ухода официанта. — Мне так и сказали: «Как Вайна»! В семьях умеют резать по живому.

— Ну-ка поподробней насчет тех, кто тебя окружает. Если можно, конечно... — Гаваец прищурил глаза, и взгляд его стал другим, хотя поза осталась прежней.

— Конечно, можно. Для вас — что угодно. Я и так разоткровенничался настолько, что буду просить индап о мнемоблокаде... Помните, вначале я никого не выделял. И сам старался казаться — пустобрех-пустобрехом. Потом в кубрик вломился Старик и пригласил Меня на пару слов. Помните? Вот там-то мы обо всем и договорились. Я не пытаюсь создать ажиотаж, не строю из себя инструктора-антиглобалиста, но зато дружу с кем захочу и не переживаю за своих друзей. Вот такой подарок от Старика. Карт-бланш на дружбу, — невесело усмехнулся Барон. — Жаль, я не был пилотом, когда встречался с Вайной. Похоже, Старик чем-то очень крепко держит моего папашу за яйца, и не его одного, если может давать такие обещания.

— Ты говоришь о своем отце как о каком-то монстре. Психушка. Доля в семейном деле. Тайвань какой-то... Это же твой отец! А ты — его сын! Как же...

— Вот так. Был бы я единственным сыном — тогда ничего. А так... И мать у меня — не родная, у отца было несколько браков, каждый из которых приносил ему по чаду. Я — где-то посредине, ни старший, ни младший... Все дело в необходимости не оставлять за спиной людей, которые потом смогут пытаться шантажировать, иначе отец даже не вспомнил бы обо мне. А мать...

— Что? И мать? Как Вайну? — оторопел Джокт.

— Нет. С моей матерью все в порядке. Управляет сетью семейных магазинов где-то в Ливийской провинции. Имеет долю. Из семьи не выпадают, Джокт. Только если ты пожелаешь больше, чем тебе полагается.

— Наверное, ты хотел сказать — меньше. Ты же пожелал... — поправил Гаваец.

— Нет. Я пожелал именно большего. Свободы выбора, а это самая большая ценность, какая только имеется на свете. И очень немногие могут ее себе позволить. А насчет отношений с отцом... Хочешь, Джокт, я расскажу тебе притчу о добром банкире?

— Давай. У меня уже дрожь по телу от этих разговоров.

— Это старая-престарая притча. Слушай! К управляющему банка пришел рядовой служащий и попросил дать ему ссуду. Может, он был и не рядовым, а каким-нибудь мелким начальником, но это неважно. Банкир, конечно же, отказал. Тогда человек объяснил, что у него смертельно болен ребенок, что лечение возможно, но стоит очень дорого, и именно поэтому он просит ссуду. Не ради себя, а ради жизни ребенка. Напомнил о своих заслугах, о том, что был честен в работе и не воровал, хотя это и было возможно, потому что работал он с кредитными счетами... Банкир рассмеялся и заявил, что все это признак трусости и неуверенности в собственной квалификации. И что он знает все про всех — кто и чем занимается в его банке и как тащат крохи с его стола. Совсем уж отчаявшись, служащий предложил — давайте, я угадаю, какой глаз у вас искусственный? А это была самая большая тайна в банке. Банкир согласился, и служащий сказал — левый! Он угадал! Управляющий сразу приказал выдать ему кредит, но спросил, как удалось раскрыть его тайну тайн? И человек ответил — когда я рассказывал о своем больном ребенке, мне показалось, что в левом вашем глазу мелькнуло сочувствие...

— Три девятки! — восхитился Гаваец. — Да, как все запущено...

— Ты не знаешь, Джокт, что значит видеть кучу шлюх в доме, помаду на воротниках отцовских рубашек. И как тебя могут выставить за дверь, как только ты покажешься лишним. А такое бывало часто. Женщины в его жизни играют важную роль. Важнее, чем собственные дети. Не все, врать не буду. У меня есть трое сводных братьев и три сестры. Тоже сводные. Две из них — где-то в Европровинциях, их загнали в учреждения закрытого типа, набираться уму-разуму. Третья постоянно живет на небольшом острове, устраивая жуткие оргии. Кстати, когда-то мне нравилось принимать в них участие... А братья... Отцу доставляло удовольствие стравливать нас друг с другом и смотреть, кто кому набьет рожу. Он называл это «закалять волю». А я понял, что просто ему приятно было видеть, как мы готовы вцепиться друг другу в горло, чтобы оказаться к отцу поближе. Когда я принес в дом попугая, кажется, это было еще в школе, отец не стал меня упрашивать, чтоб я отдал кому-нибудь эту птицу, потому что она издает громкие звуки по утрам. Нет. Он просто взял его в руки и свернул попугаю шею. Прямо на моих глазах. Чтобы я знал — нельзя делать то, что ему может не понравиться. Потом ему надоела моя мать, и я переехал с ней далеко-далеко. Но там жизнь была не жизнь. Мать всегда старалась использовать меня как козырь для вытягивания из отца лишних денег... — И резко, без перехода, Барон добавил: — Не бросайте меня, пожалуйста! Даже если я буду выделывать глупости и срываться из-за ерунды! Джокт! Мне очень тяжело... И я не знаю, как с этим справиться. Когда я смотрел на тебя с Лиин, думаешь, мне не хотелось тоже найти себе девушку? У меня получилось бы... Но я боялся, что привяжусь и из-за этого она погибнет. Дело не в Вайне. Ее уже нет. Просто — мое проклятие всегда со мной.

— Обещаю! — Джокт встал, чувствуя, как голос его дрожит. — Что бы ни случилось, как бы ты себя ни повел и какие бы слова ни произнес, я всегда... буду знать, что ты мне друг.