– Неуловимый дьяволенок. Улыбка Чеширского кота.

– Оставь себе, – сказал Дейл. – Лайл не обидится.

Несколько секунд Алисия пристально смотрела на него, затем рассмеялась и отвела взгляд.

– Я предпочитаю подарки, которые выбирают специально для меня. И кстати, ничего не имею против бриллиантов. Держи, Лайл!

Хрусталь сверкнул в воздухе. Рейф ловко перехватил фигурку и аккуратно положил на колени Лайл.

Внезапно Дейл вскочил с кресла и подошел к ней.

– Тебе не понравилось?

– Я… Дейл…

– Зловещая фигурка, – заметил Рейф.

Алисия рассмеялась. Лайл, от расстройства потерявшая дар речи, протянула к мужу руку.

– Дейл, ты не понял… С твоей стороны было так… прошу тебя…

Повисло тяжелое молчание. Дейл стоял мрачней тучи. К компании под кедром приблизился слуга. Лайл вздохнула с облегчением.

– В чем дело, Уильям?

– Прошу прощения, мадам, к вам мисс Коул.

Дейл снова опустился в кресло.

– Мисс Коул? Почтальонша? – спросил он.

– Да, сэр.

– Интересно, что ей нужно? Поговори с ней, Лайл.

Она встала и пошла к дому. Лайл мучил стыд. Она вела себя не как взрослая женщина двадцати двух лет, а словно застенчивая семилетка. Лайл шла через лужайку, крепко сжимая в ладони хрустальную фигурку, а вслед летел заливистый смех Алисии.

Во всем громадном доме Лайл нравилась только одна комната. Стены маленькой гостиной, некогда выкрашенные в белый, со временем приобрели оттенок слоновой кости. Зеленые парчовые портьеры выцвели, а старый китайский ковер в тон портьерам стерся до водянистого серо-зеленого. Комод красного дерева, диванчик с высокой спинкой, книжный шкаф и пианино, украшенное ветхими оборками из пепельно-зеленого шелка, – вся мебель давно пережила свое время.

У пианино был мягкий звук, и иногда, оставаясь в одиночестве, Лайл нажимала на пожелтевшие клавиши, заставляя их петь. Три стеклянных двери выходили на лужайку, на кедр и на море.

Мисс Коул ничуть не походила на тетушку белобрысой рохли Сисси Коул. Кругленькая приземистая почтмейстерша излучала энергию. Карие выпуклые глазки сияли, румянец не сходил со щек, голова крутилась как у птички. Она тут же затараторила, без остановки промокая платочком лицо и шею:

– Как поживаете, миссис Джернинхем? Вот так жара! Простите, что помешала вам наслаждаться тенью и морским бризом. Вы не представляете, какое пекло в деревне! Зато мы не знаем горя зимой. Что ж, либо одно, либо другое. Всегда есть повод, за что благодарить судьбу, если хорошенько поискать.

– Да-да, конечно, – согласилась Лайл. – Не хотите присесть?

Мисс Коул уселась в кресло викторианских времен, вышитое розами, чертополохом и трилистником. Бордовая канва со временем посерела, и если в лепестках розы еще угадывался красный цвет, то от чертополоха и трилистника остались лишь воспоминания.

Мисс Коул поставила на ковер аляповатую коричневую сумку, разгладила на коленях выходное ярко-синее платье из искусственного шелка и пустилась в рассуждения:

– Надеюсь, вам полегчало, миссис Джернинхем? Я так рада, так рада, что все обошлось! Меня и саму в постель не уложишь. Должно быть, вам до сих пор не верится, что вы живы. Автомобиль-то в лепешку. Не далее как в декабре сестру моей невестки напугал какой-то бродяга: и подумать только, не прошло и полугода, как ей вырвали два превосходных зуба! А надо сказать, что все их семейство славится крепкими зубами. Вот она и говорит мне: «Так и знай, без бродяги тут не обошлось». Надеюсь, вам подобное не грозит.

– Я тоже надеюсь, – улыбнулась Лайл.

– Никогда нельзя быть уверенной! – живо возразила мисс Коул. – Говорят, руль разнесло вдребезги. Неспроста это, ох неспроста. Такие механизмы сами не ломаются, уж простите, что повторяю сплетни. А этому Пеллу я никогда не доверяла…

– Мисс Коул!

Гостья дернула головой, словно птичка, клюнувшая червяка, – и яркие синие вишенки на черной шляпке клацнули, словно градины.

– Я, конечно, извиняюсь, миссис Джернинхем, но людям рот не заткнешь. Все случилось у них под носом, в деревне, да и все помнят, как Пелл с неделю назад похвалялся в «Зеленом человечке», что никому не спустит обиды. Том Крисп слышал собственными ушами. «Любой, кто решит меня надуть, пусть пеняет на себя, и мне плевать, простой он человек или важная шишка». Так и сказал. Извиняюсь, что повторяю его грубости, но, по-моему, мистер Джернинхем должен знать…

– Я думала, Пелл уехал, – перебила Лайл.

Мисс Коул снова клюнула воображаемого червячка.

– Это Пелл-то? Как же, уехал! Да его теперь отсюда ничем не выкуришь: такого хлебом не корми, дай напакостить, да еще и хвастать потом, что такого работника, как он, везде с руками оторвут.

Лайл давно хотела сменить тему, но мисс Коул явилась, чтобы перемыть Пеллу косточки, и была тверда в своем намерении. Почти против воли Лайл задала вопрос, которого ждала гостья:

– Так он нашел работу?

– На аэродроме, – важно отвечала мисс Коул. – Всем уши прожужжал, какие деньжищи загребает. – Гостья промокнула пот. – Если бы он на этом успокоился, я бы и слова не сказала. Никто не упрекнет меня, что я сую нос в чужие дела, но Сисси моя племянница и, кроме меня, некому присмотреть за бедной сироткой. Я не упрекаю моего братца Джеймса – у него самого забот полон рот, но выходит, что, кроме меня, за девочку некому заступиться.

– Сисси его прогнала?

– Если бы! Пелл ей проходу не дает, а она и рада-радехонька, бедная дурочка.

– Какая жалость, – вздохнула Лайл.

– Она еще раскается, да будет поздно! – Мисс Коул снова клюнула воображаемого червячка. – И как ей не совестно! Разве я этому ее учила? Хотя знай она, что Пелл женат, Сисси и не взглянула б в его сторону. А теперь она сидит, и льет слезы, и жалуется, что этот Пелл разбил ей сердце. Ах как добр был мистер Джернинхем, когда я пришла пожаловаться на нашу беду, как добр, словно отец родной! Тут же выставил Пелла за дверь. Ах если бы мистер Джернинхем посодействовал, чтобы негодяя выгнали с аэродрома, но мне совестно донимать его просьбами. Не замолвите словечко за бедную девочку, миссис Джернинхем?

Лайл побледнела.

– Вряд ли.

Дейл не станет ее слушать. Скажет, что это не его дело, и будет прав.

– Одно словечко! – Мисс Коул снова загремела вишнями. – Я не смогу спокойно спать, пока этот Пелл не уберется из деревни! Бедняжка Сисси и любит его, и до смерти боится. А Пелл грозится, что, если она даст ему отставку, он пойдет на все. Пока он здесь ошивается, не будет нам покоя. Одно словечко, ну что вам стоит…

– Я не могу, – пролепетала Лайл, – не могу, мисс Коул.