Позвонил Олег, кажется, он взял себя в руки. Теперь лишь сухая информация. Он был на работе, когда все произошло. Ему позвонил кто-то из соседей, он сразу приехал. Скорая уже была на месте. Они ничего не могли сделать. Алина уже была мертва. Лежала на тротуаре. Сейчас Олег спокоен, не плачет. А я кричу, обвиняю его, как он мог не заметить. И в сотый раз спрашиваю у него: почему? почему она это сделала? Он не злится, но когда я снова говорю, как ты мог это допустить? Олег вдруг говорит: «А ты? Зачем тебе этот мертвый ребенок? У нас была дочь. Живая, счастливая, и ей нужна была мать. Оставайся со своим мертвецом. Если он тебе дороже». Он бросает трубку. Я реву. «Нет, нет, я не виновата», – кричу я себе. Не виновата.

Врачи не отпускают меня на похороны. Олег, успокоившись, звонит и говорит, что мне лучше этого не видеть. В день похорон я звоню ему каждые пару часов. Я хочу знать, что происходит, но он злится, бросает трубку. Вечером он пьян. Он присылает мне фото гроба и спрашивает: «Ты этого хотела? Чтобы твоему сыну там было нескучно лежать?» Два детских гроба у меня в голове. До родов всего ничего.

У Вари вчера было кесарево. Ее увели врачи. Перед уходом она обняла меня. Я оставила ей свой телефон, чтобы она позвонила, когда выйдет из больницы. Я не хочу терять ее. Если я смогу хоть кому-то сделать добро, возможно, это поможет унять мою боль.

Вот и все, Анна. Роды по плану послезавтра. Спасибо, что вы были со мной в эти последние дни. Я надеюсь, мы еще успеем поговорить. Закрываю файл и отправляю. До встречи.

– Аня, Аня.

Анна проснулась от крика, доносившегося из соседней комнаты. Безумно хотелось спать. В комнате было светло. Сколько же на часах? Она прошептала про себя: «Пожалуйста, пусть будет хотя бы семь» и потянулась к мобильнику. На экране загорелось: «5:08». Нет! Это значит, она спала не больше трех часов. Как мало. Только бы удалось еще заснуть. Но солнечные лучи вовсю били в окна, будто говоря: новый день уже начался. В комнате было душно. 21 июня. Почти самый длинный день в году, и очень жаркий. Прогноз погоды обещал +32.

Анна поднялась с постели и крикнула: «Мама, я иду!» Мать сидела на своей кровати в маленькой спальне. В руке уже был костыль, на который она опиралась. Она была достаточно полной, и когда Анна подошла, чтобы помочь ей подняться, всем весом оперлась на плечо дочери. Вместе они пошли к туалету. Анна посадила мать на унитаз и вышла, прикрыв за ней дверь. Уже второй год из-за артрита пожилая женщина с трудом ходила и почти не покидала пределов квартиры, особенно тяжело ей было вставать по ночам. Днем, когда Анна уходила на работу, она как-то справлялась сама, но если дочь была дома, то матери всегда требовалась ее помощь.

Проводив мать обратно в спальню, Анна вернулась в гостиную и легла на разложенный диван. «Нужно было лечь вчера пораньше, а не в час ночи. А потом еще и заснуть не могла», – думала она. И зачем взялась читать этот дневник? Ведь это работа, работа! Нужно было отложить все до понедельника. Но Анна не могла остановиться: читала страницу за страницей, будто проживая чужую жизнь. Ту, которой ей так не хватало. Пусть и с очень жестоким финалом.

Анна всегда жила этими историями. Историями ее клиентов. Уже шестнадцать лет она работала психологом. Сразу после института был небольшой психологический центр для детей с отклонениями в развитии. А потом детский хоспис. Работа с детьми ей давалась нелегко, но вот в чем она нашла себя – так это в помощи их родителям. Анна всегда могла найти подходящие слова, чтобы помочь им смириться с безвыходностью ситуации, найти способы справиться с отчаянием и гневом, а еще просто выслушать и принять на себя те эмоции, которые родители таких детей не могли доверить даже самым близким. Поэтому ее и попросили поработать в роддоме хотя бы пару дней в неделю, когда начался весь этот кошмар. Анна, в отличие от других женщин, трудилась всю эпидемию. Ее работодателям повезло: причин сажать Анну на карантин не нашлось. Вирус жил у женщин в матке, а у Анны ее не было. В восемнадцать лет она лишилась того органа, что позволяет женщине стать матерью.

Анна отвернулась от окна, пытаясь спрятаться от солнечного света. В коридоре послышались шаги: мать встала с постели. Сама. Анна понимала, что мать вполне может и ночью справиться без нее, но та не признавалась в этом. Днем она не ложилась, отдыхала и дремала, сидя в кресле. Это была какая-то болезненная игра, которая позволяла матери чувствовать себя сильной, обладающей властью над дочерью. Анна как психолог все это понимала, но отказать не могла. В конце концов, они только вдвоем остались друг у друга.

Телефонный звонок. Который час? Анна потянулась к мобильнику: 9:08. «Неужели все-таки уснула? Как же хорошо». В 6:55 она смотрела на часы в последний раз и думала, что уже можно бы подняться, раз все равно не уснет. Но нет. Повезло. Звонил Антон, врач из роддома.

– Да? – ответила она.

– Аня, спишь? Ты вроде говорила, что и по выходным рано встаешь, – в голосе слышалась легкая издевка.

– Нет, нет. Все хорошо. Что-то случилось?

– Да, твоя подопечная. Мария Королькова. У нее схватки ночью начались. На два дня раньше. Сейчас уже все в самом разгаре. Через полчаса-час родит. Не сможешь подъехать сегодня? Сама понимаешь, ей нужна будет помощь. Ну, если у тебя никаких планов нет.

– Да, конечно, подъеду. Не волнуйся. Сейчас позавтракаю и к вам.

– Спасибо! Ждем.

Анна положила трубку и вновь рухнула на диван. Голова упала прямо на подушку. Ей так хотелось вернуться обратно в сновидение. Анна закрыла глаза и попыталась вспомнить, что ей снилось. Что-то приятное. Она была в этом уверена. Но сон улетучился, и наступила реальная жизнь. Вопрос про планы был задан просто из вежливости. На обеих ее работах прекрасно знали, что у нее нет ни семьи, ни детей. Даже близких подруг практически не осталось. Она общалась лишь с двумя сокурсницами, но они обе были давно замужем и виделись довольно редко: мало общих интересов. А о чем с ней было разговаривать? Анна могла рассказать лишь о работе. Это была вся ее жизнь. Но никто не хочет слушать про чужие страдания. Разговор о новых игрушках для детей или об учителях в классе она не смогла бы поддержать.

Честно говоря, планы на сегодняшний день у Анны все-таки были: она собиралась с утра съездить искупаться на Волгу. Но можно сделать это и ближе к вечеру. Если силы еще будут. Анна представляла, что ей сегодня предстоит.

Просьба к Марии написать дневник была просто попыткой хоть чем-то ее занять, чтобы она не сходила с ума в одиночестве. Анна действительно не знала, что с ней делать. Никакие привычные методы не работали. Мария была в отчаянии. Когда Анна впервые пришла к ней, показалось, что это несложный случай: у нее есть семья, ребенок, она религиозна и воспринимает эту ситуацию как испытание, которое надо пройти. Как будто она уже готова к тому, что родит мертвого ребенка и вернется к нормальной жизни, как бы цинично это ни звучало. Но неделю назад все изменилось.