– Ваша жена теперь станет богатой наследницей, – забросил удочку капитан.

– Скорее всего, – равнодушно отозвался Тихон и добавил с простецкой откровенностью человека труда: – Я и сам хорошо зарабатываю. Так что моя семья никогда не бедствовала. А большие деньги – это одно баловство. Ничего хорошего в них нет.

– Как знать, – невольно улыбнулся капитан и на миг замечтался, представив, что бы он сделал с большими деньгами, если б на него свалилось откуда-нибудь наследство.

Пришёл черёд беседы со Снежаной. Вдова Никифора Лаврентьевича Твердохлёбова успела переодеться в чёрное траурное платье, но держала себя спокойно, не демонстрируя показную скорбь.

– Я вижу, что вы не очень-то огорчены смертью мужа? – бесцеремонно спросил капитан.

– Что значит не огорчена? – отозвалась она задиристо. – Человек умер, это в любом случае огорчение.

– Но вам-то он не просто человек, а муж, – напомнил капитан.

– Муж, – уныло согласилась Снежана, и в это мгновенье совершенно неожиданно для капитана её глаза наполнились слезами. Её рука скользнула за корсаж, а когда вынырнула обратно, в ней был зажат большой клетчатый платок. Капитан уставился на него с недоумением, так этот мужской платок не вязался с внешним обликом красивой холодной женщины.

Снежана же, не обращая внимания на недоумение капитана, громко высморкалась и сказала:

– Задавайте свои вопросы.

– Да у меня к вам на данный момент только один вопрос: в каких отношениях вы находитесь… – При этих его словах женщина вся как будто сжалась. «Ага», – подумал капитан и закончил предложение: – С Виталием Игнатьевичем Калитовским?

– С кем, с кем? – Глаза женщины чуть не выкатились из орбит.

– Вы что, плохо слышите? – рассердился капитан, понимая, что не попал в цель.

– Слышу-то я хорошо, – с вызовом ответила женщина, – только вы вопросы глупые задаёте.

– То есть как глупые?! Вы же не будете отрицать, что до встречи со своим покойным мужем вы собирались замуж за Калитовского?

– А зачем мне это отрицать? – усмехнулась она краешком рта. – Все знают, что собиралась. И что?

– Говорят, что старая любовь не ржавеет, – небрежно произнёс капитан.

– А ещё говорят, что в Москве кур доят, – уже не скрывая усмешки, ответила она.

– Вы бы поостереглись грубить, – не вытерпел полицейский.

– Чего мне стеречься? Я ничего плохого не сделала.

– То есть вы утверждаете, что после своего замужества отношений с Виталием Калитовским не поддерживали?

– Да я с ним с той поры не виделась ни разу! Можете спросить у кого угодно, и все подтвердят мои слова.

– Не беспокойтесь, спросим, – буркнул капитан. И когда Снежана уже поднялась, чтобы выйти из комнаты, полицейский задал ей каверзный вопрос: – Но ведь Виталий Калитовский к вам по-прежнему неровно дышит?

– С чего вы это взяли? – искренне удивилась женщина.

– Иначе зачем бы он сюда приехал? – вопросом на вопрос ответил капитан.

– Муж пригласил на праздник всю семью Калитовских. Вот Виталий и приехал. Если хотите знать, то это скорее был жест примирения с его стороны. Тем более что мужа моего он с рождения знал, рос на его глазах, Никифор игрушки ему дарил, на лошади учил ездить.

– На какой лошади? – не понял капитан.

– На обыкновенной. Вы что, лошадей никогда не видели?

Капитан не счёл нужным отвечать на её вопрос и махнул рукой, давая знак, чтобы она скрылась с глаз его долой. А когда дверь за ней уже почти закрылась, он крикнул:

– Пригласите сюда Виталия Калитовского.

Сначала он даже подумал, что она не расслышала его просьбы. Но не прошло и минуты, как в кабинет вошёл Виталий и спросил:

– Можно?

– Так вы уже вошли, – усмехнулся капитан и подумал про себя, глядя на Калитовского-младшего, что вот он, его шанс раскрыть дело по горячим следам.

А за окном снова повалил снег, и притом такой густой, что снегопад казался одной сплошной пеленой.

Мирослава проснулась в объятиях… кота. Дон крепко обнимал её своими длинными лапами за шею и сладко мурлыкал в самое ухо.

– От тебя жарко, как от печки, – пожаловалась Мирослава, отпихивая от себя Дона. Тот обиженно вздохнул.

И тут зазвонил телефон.

– Да, – проговорила Волгина.

– Это я, ты проснулась? – послышался голос Александра Наполеонова.

– Только что, – призналась она.

– Я все праздники в этом году дежурю, вернее, до второго, – пожаловался он.

– Сочувствую.

– А я тут о тебе только что думал.

– Обо мне? – удивилась Мирослава.

– Ага. Ведь раз я дежурю, а Морис у родителей, ты у нас одна остаёшься.

– Шура! Не выдумывай! Я не одна!

– А с кем? С котом, что ли? – усмехнулся он.

– Хотя бы и с котом! – рассердилась она.

– Ладно, подруга, ты не нервничай, я придумал, куда тебя пристроить.

– Что? – подумала, что ослышалась, Мирослава.

– Моя мама с подругами едут на праздники по Золотому кольцу. Купим билет и на тебя. Мама согласна.

– Шура, ты чего, совсем дурак? – спросила Мирослава бесцеремонно.

– Почему это сразу дурак? – обиделся он.

– Потому что умному такая глупость не пришла бы в голову!

– А чем тебе моя мама не нравится?

– Твоя мама мне нравится, – ответила Мирослава, – мне не нравится, что ты хочешь навязать ей моё общество, а мне её.

– И чё?

– А ничё! – передразнила его Мирослава.

– У ты какая! – выпалил он. – И что ты собираешься делать?

– Я уже приняла приглашение тёти, – солгала не моргнув глазом Мирослава.

Тётя её действительно приглашала побыть вместе с Доном у них все новогодние праздники. Но она сказала тёте, что с ней будет Шура…

Оно, конечно, лгать некрасиво, но эти двое настолько сильно озабочены её благополучием, что ни за что не отстали бы от неё, пока, как выражается Шура, не пристроили бы куда-нибудь. А ей так хотелось побыть одной! Хоть пару деньков! Имеет же человек право на личное одиночество? Кот её не стеснял. Он был мудрым, в отличие от многих людей, и мог присутствовать рядом, ничем не выдавая своего присутствия. Она не знала точно, приедет ли до 31 декабря Морис Миндаугас, но и это её почему-то на этот раз абсолютно не волновало.

Если Мирославу что-то и расстраивало, то погода. Да! Да! Впрочем, никто не может радоваться тому, что в декабре стоит погода как в конце октября! И это в средней полосе России. Волгина с ностальгией вспоминала зимы своего детства. Тогда уже в ноябре было холодно и лежал снег. А в декабре в иные дни по ночам термометр показывал минус тридцать и даже больше. В такие дни они не ходили в школу. Зато можно было весь день резвиться на улице. Детвора каталась с гор, выписывала вензеля коньками на катке, строила крепости и снеговиков во дворе, чаще всего вместе с родителями. Ведь взрослые, в большинстве своём, в душе остаются детьми. Просто некоторые из них это тщательно скрывают от посторонних глаз. Но её дед, полковник МВД, сняв мундир, не стеснялся дурачиться вместе с внуками и их друзьями. Так что можно с полной уверенностью заявить, что им с дедом повезло по-крупному. Да и с бабушкой тоже. Когда их троица, мокрая от снега и разгорячённая пребыванием на улице, вваливалась в квартиру, их уже ждали вкусные пирожки, румяные ватрушки и горячий, слегка терпкий чай.