Он закричал на нее. Она попятилась, на глаза навернулись слезы. Она пыталась объяснить, что любит его. Он продолжал бубнить что-то про ждущий корабль. Объяснить ему было невозможно. Она пыталась заставить его уйти, снова и снова повторяя, что не пойдет с ним.

В конце концов Волнорез потерял терпение. Судя по всему, нога причиняла ему больше страданий, чем он хотел показать, и кровь на повязке… не похоже, что это всего лишь царапина. Он нашел им корабль, спасение, он нашел ее, а она отвергала его… Еще бы ему не потерять терпение.

Когда слезы перестали застилать глаза, она стояла в зале одна.

Она сбросила плащ на пол и почувствовала себя совсем голой. Хуже, чем голой. Выступив из сандалий, прошла она через базилику к заваленному бумагами столу и дальше, в торец зала, на помост, где стоял раньше трон. Высохшую кровь на этом месте так и не стали смывать.

Она развернула второй сверток и достала цепь. На ней тоже была кровь Гросаля. Она повесила было цепь на шею, но передумала. Так Вандок может просто задушить ее.

С площади донесся какой-то шум. Она повернулась к дверям.

Какое-то движение в тени за колоннами привлекло ее внимание. Приглядевшись, она с удивлением увидела чужеземца, так и стоявшего с узелком у ног.

– Уходи! – крикнула она.

Он не успел ответить, во дворец ворвались варвары.

Вандок оказался моложе, чем она ожидала. Он сидел на своем огромном коне так, словно был частью его, и удивленно смотрел на одинокую фигурку, замершую в ожидании. Его свита – два десятка вооруженных всадников – замерла за его спиной. Казалось, прошло столетие, прежде чем кто-то заговорил.

Да, он был моложе, чем она ожидала, но выше и крепче. Золотая цепь, наискось пересекавшая грудь, обозначала его царский сан, но и без нее совершенно ясно, кто здесь главный. Если не считать цепи и стягивавшей длинные волосы ленты, на нем были только кожаные штаны кочевника. Усы его были пышными, подбородок зарос золотистой щетиной. Он казался ужасно массивным, словно был вырезан из дуба. Меч и лук с колчаном приторочены к седлу.

– Говорят, он хуже всех в роду, – говорил ей отец. – Но этого можно было ожидать. Говорят, он ужасно похож на самого Ханнаила.

Утрозвезд рассчитывал на полгода подготовки. Вандок оставил ему меньше месяца. Он вышел абсолютным победителем в кровавой смуте, неизбежно следовавшей за смертью каждого царя варваров, перешагнув через четверых старших братьев. Словно смерч пронесся он по степям, собирая войско, и перешел перевалы еще до первого снега. Не прошло и месяца со дня смерти его отца, как он ворвался в Междуморье, почти как его прадед пятьдесят лет назад.

Огонь вспыхнул в его светлых глазах, когда он увидел потемневшую цепь в руках у женщины и кровавые пятна на полу у ее ног. Он должен был понимать, чья это кровь. Возможно, он понимал, и кто она такая. Она подавила желание схватиться за рукоять стилета. Он должен подойти к ней. Он просто обязан! На глазах у всех этих его людей – он должен!

Но Вандок не подошел.

Он подал знак. Четверо воинов спрыгнули с седел и бросились к ней. Стальные руки стиснули ее с такой силой, что она вскрикнула. Один из них отобрал у нее цепь и отнес ее царю. Тот долго рассматривал цепь, наконец кивнул и надел на себя. Помедлив еще немного, он спешился, остальные последовали его примеру.

Но и тогда не подошел он к Белорозе.

Он отдавал приказы, не двигаясь с места. Голос его был негромок и спокоен, и он подкреплял свои слова жестами. Варвары рассыпались по зданию, разглядывая бумаги на столе, отводя лошадей с прохода.

Белороза беспомощно стояла, удерживаемая тремя дюжими воинами. Странно, но кинжала они до сих пор не обнаружили. Они держали ее за запястья – так крепко, что у нее затекли кисти – и за плечи. Сапогами они придавили ее босые ноги к полу. Чьи-то пальцы вцепились ей в волосы и запрокинули голову. Но никто не нашел еще нож.

Она поняла, что не обошлось без предательства. Новые и новые воины-варвары вводили в зал пленных: Чистохрабра, Высокосила, Верноклятва… Сопротивление предали. И поделом! Сопротивление предало страну, потерпев поражение. Они обещали свободу, а принесли лишь новые страдания.

И наконец Вандок снова обратил на нее внимание. Он направился было к помосту, но остановился в нескольких шагах.

– Имя?

Она попробовала ответить, но во рту пересохло. Ей стали выкручивать руки, она задохнулась от боли и еле выдавила шепотом: «Белороза Верлийская».

– Громче!

Она повторила свое имя.

Вандок улыбнулся:

– Раздеть ее!

Одежды ее были мгновенно сорваны с тела. Стилет лязгнул о пол.

Вандок только рассмеялся. Один из мужчин отшвырнул ногой оружие, другой убрал тряпки. Третий сорвал с шеи цепочку и безжалостно вырвал из ушей серьги. Она подавила крик боли.

Только тогда сам царь шагнул на помост и подошел к ней вплотную – хищный зверь, от которого пахло конским потом и дымом, пахло кочевником, который много недель провел в седле. Он презрительно посмотрел на нее сверху вниз – она стояла, обнаженная и беспомощная в руках грубых солдат. Он был очень высок, очень крепок и казался прочным, как дубовая мебель. Она вздрогнула от ненависти, горевшей в его глазах. Знала ли она раньше, что такое настоящая ненависть? Надежда умерла. Мама!

– Ты и впрямь думала, что со мной так легко справиться? – произнес он.

– Твой отец убил моего – здесь? На этом месте?

Она кивнула.

Он протянул руку и взялся за левую грудь. Ухмыляясь, сжал он ее так, что она вскрикнула. Потом оглянулся и обвел зал взглядом – толпа скаливших зубы воинов, пленников… Зал заполнялся народом. Зрителей предостаточно.

– Как надлежит поступить с отродьем мятежника? – спросил он.

Зал взревел. Ответ был известен заранее.

– На пол ее! – приказал Вандок. – Прямо сюда, где кровавые пятна! И подведите пленных поближе. Наказание начнется прямо здесь и сейчас – пусть полюбуются.

Он еще раз посмотрел на Белорозу, улыбнулся и расстегнул пояс.

– Майне либе дамен унд… геррен, да? Ладно, в общем, надеюсь, что моя история пришлась вам по вкусу.

На этот раз никто не кивнул в ответ. Старая дама сердито смотрела на меня; полосы румян горели на ее пергаментных скулах, как следы побоев. Купец и солдат смотрели на меня столь же неодобрительно. Актриса кусала губки и печально качала головой. Маленькая старухина служанка, похоже, плакала, закрыв лицо ладонями. Впрочем, в этом я не был уверен из-за проклятой шляпки.

– Тише, детка! – сказала старая дама. – Но Белороза ведь не умерла, майстер Омар, правда?