Костенко действительно был типичным героем «смутного времени»: дерзкий, в грош не ставивший собственное начальство, он не только стяжал сомнительную славу неуправляемого командира, но и обвинялся в расстрелах пленных и грабежах. Фактически Костенко превратил Бендеры в собственную баронскую вотчину и едва ли собирался умерять свои амбиции. Даже недоброжелатели Костенко отмечали его храбрость. Даже его симпатизанты отмечали его жестокость.

Как бы то ни было, на бендерского батьку-атамана имели зуб сразу несколько влиятельных в Приднестровье людей. Однако поначалу конфликт разрешился без кровопролития: явившиеся по душу полковника российские военные не собирались стрелять в людей, которых считали своими. Поэтому в один прекрасный день перед базой бендерского батальона появились десантники с танками. Боевые машины сделали несколько холостых выстрелов, после чего батальон сдался. Пожелавшим уйти предоставили коридор, по которому ополченцы и вышли с оружием. После этого Костенко попытался уехать на Украину. Однако где-то в идиллических яблоневых садах неподалеку от границы повстанческого атамана настигли и убили. Тело бросили в машину, машину подожгли. С гибелью Костенко связана и очередная тайна. У трупа, перед тем как сжечь его, отрубили руки — скорее всего, чтобы исключить возможность идентификации по отпечаткам пальцев. Кому в действительности принадлежит тело, лежащее в могиле на Аллее героев в Бендерах, видимо, никто уже никогда не узнает. Даже в наши времена ходит слух, будто Костенко иногда приходит на свою могилу, — но это, пожалуй, больше похоже на романтическую легенду. А вот отрубание рук у трупа как раз слишком сильно походит на сокрытие следов.

Смерть Костенко стала финальным аккордом Приднестровской войны. Молдова и ПМР двинулись дальше — но разными дорогами.

В пофамильном, заведомо неполном списке жертв Приднестровского конфликта значатся 470 бойцов, выступавших на стороне ПМР. Кроме того, убитыми оказались не менее 309 мирных жителей, а также до полусотни людей, чей статус неясен. Погибли также не менее 343 человек из состава проправительственных вооруженных формирований. Наконец, в ходе противостояния были убиты 22 военнослужащих 14-й армии РФ. Таким образом, нижнюю границу людских потерь в ходе Приднестровского конфликта можно определить в 1100–1200 человек. В действительности потери были значительно больше, однако, увы, более точных подсчетов не существует.

Приднестровская война вызвала своеобразное эхо. Недовоевавшие ветераны боев под Дубоссарами и Бендерами поехали на Балканы и составили заметную часть русских волонтеров в войне на руинах Югославии. Самый известный из командиров русских отрядов в Боснии Александр Мухарев, широко известный как Саша Ас, начинал именно в Приднестровье в качестве бойца «спасательного» отряда, и приднестровские ветераны, поехавшие с ним в Боснию, составили костяк наиболее активной из воевавших на Балканах русской группы. Вместе с Асом из Приднестровья в Боснию уехал и молодой Игорь Гиркин, много лет спустя сыгравший огромную роль в другой войне, очень похожей по духу на Приднестровский конфликт. В 1992 году Гиркин участвовал в самой кровавой битве всего конфликта — сражении за Бендеры. Сослуживцам он запомнился своим оружием — трехлинейкой Мосина, а также своеобразной лексикой, на удивление литературной для зоны боевых действий. Быстро набравшись опыта, этот человек участвовал в нескольких войнах на руинах СССР, включая обе чеченские, а в 2014 году стал хорошо известен в бывшем Советском Союзе как Игорь Стрелков, командир гарнизона Славянска на Донбассе.

Приднестровская республика проявила изрядную стойкость и выиграла войну. Сложнее оказалось выиграть мир. Приднестровье осталось непризнанным государством со всем букетом проблем, сопутствующих такому статусу. Почти все жители имеют молдавские, российские или украинские паспорта. Однако Приднестровью удалось сохранить основные производственные мощности Советского Союза. В республике поддерживается хрупкий баланс между интересами власти, бизнеса и граждан, за счет чего непризнанное государство держится на плаву до сих пор.

Приднестровский конфликт стал хрестоматийным примером «конфликта без особых причин». В реальности лишь меньшинство молдаван жаждало присоединения к Румынии, и уж точно никто не хотел воевать и умирать во имя такой странной цели. Русскоговорящих в стране было достаточно много, чтобы учесть их интересы и не заниматься сомнительными экспериментами в области национального строительства. Постфактум действия молдавских властей выглядят просто помрачением рассудка: в принятии безумного языкового закона не было никакой нужды, зато сотни тысяч людей — население самого промышленно развитого региона — сразу оказались вытолкнуты во враждебный Кишиневу лагерь. В наше время, когда раны войны уже почти зарубцевались, отношение к официальному Кишиневу в Тирасполе по-прежнему холодное.

Молдавский политолог Валерий Осталеп грустно замечал:

Депутат первого молдавского парламента Андрей Сафронов разводил руками:

В итоге на стороне Приднестровья воевали даже многие местные молдаване, включая первого командующего Республиканской гвардией Стефана Кицака. Националистический угар мало у кого вызывал восторг. Однако произошло то, что произошло. В Молдавии не привыкли к вооруженному насилию, последняя война, которую видели в этих краях, — Вторая мировая. Поэтому первые же выстрелы и первые погибшие вызвали глухую ярость не только у политических активистов, но и у обычных обывателей, на чьи головы посыпались ракеты «Градов». После того как в результате конфликта между Молдовой и Приднестровьем потекла кровь, говорить о счастливом будущем в рамках общего государства стало просто глупо. Интересно, что в современной Молдове прекрасно понимают, что поход на Гагаузию, стрельба в Дубоссарах и штурм Бендер были «не вполне изящны» в качестве попыток научить любить новую родину. Правда, эти инциденты рассматриваются теперь как провокации, якобы организованные Москвой, на которые поддались доверчивые молдавские политики.