Мать (лучший друг дочери) стояла на террасе. Дочь кинулась к ней, громко вереща.

Генри вернулся на свой газон. Бывают в жизни минуты, когда все не ладится. Вот Фредди говорил, передай записку – а как ее передашь? Тут нужен ум Макиавелли, да и время поджимает. В любой момент могут обнаружить, что ты не настоящий садовник, а синтетический.

Утром он было подумал, что момент этот настал, когда лорд Эмсворт завел разговор о цветах, которых он не все знал по имени. Он отражал опасность, умело вворачивая «Да, милорд» – но надолго ли? Знакомство с девятым графом подсказывало ему, что тот мыслит нечетко, и все же…

Теперь он понял свою ошибку: надо спуститься ниже. Тип в очках, нервная барышня – это все аристократия. Тут нужен простой человек, с которым можно разговаривать по-деловому, тот свою выгоду знает.

И только Листер это подумал, как на газоне появилась плотная тетенька, в которой каждый узнал бы кухарку. Сердце у него запрыгало, словно он увидел радугу. Сжимая записку в одной руке, полкроны – в другой, он побежал ей навстречу. Недавно он решил, что Вероника послана небом. Сейчас он совершил ту же ошибку относительно ее матери.

В том, что он принял ее за кухарку, ничего необычного не было. Неточность он допустил, приняв ее за добрую кухарку, приветливую, сердечную, которая только рада помочь влюбленному в беде, тогда как походила она на кухарку грозную.

К тому же она задыхалась от злости. Самая кроткая женщина рассердится, если ее дочери угрожает бородатый злодей, а она кроткой не была. Когда она подошла к Листеру, лицо ее налилось пурпуром, и ей столько хотелось сказать ему, что она заговорила не сразу, выбирая самое лучшее.

Именно тогда Генри Листер сунул ей в руку монету и записку, настоятельно предупредив, чтобы она избегала Гермионы Уэдж.

– Мымра, – сообщил он, – палач первой руки. Да вы и сами знаете. – Ту т он улыбнулся, представляя себе, сколько стычек с демонической теткой претерпела эта милая женщина.

Странное оцепенение сковало леди Гермиону.

– Кто вы такой? – спросила она хрипло и глухо.

– Не беспокойтесь, – заверил Генри, которому очень понравилась такая серьезность, – все в порядке. Фамилия моя Листер. Мы с мисс Гарланд хотим пожениться. А эта чертова баба держит ее взаперти. Мымра, иначе не скажешь. Ей бы подлить мышьяку в суп. Вы не могли бы? – пошутил он. Все шло так хорошо, что как-то напрашивалась шутка.

Нежноголосые часы над конюшней только что пробили двенадцать, неназойливо, словно дворецкий, оповещающий: «Кушать подано», когда сияющая красота Бландингского замка умножилась, ибо приехал Фредди Трипвуд. Оторвавшись от вустерширских Фэншоу-Чедвиков, он ехал к шропширским Финчам, еще на сутки, но сделал большой крюк, чтобы узнать, как идут дела у Генри Листера.

В саду его вроде не было, зато был отец, пристойно, если не роскошно, одетый. Стоял он у свинарника, общался со свиньей.

Привыкнув видеть родителя в извилистых штанах и старой куртке, Фредди невольно ахнул, тот обернулся и тоже ахнул.

– Фредди! А я думал, ты у этих… как их… Ты надолго? – тревожно спросил он.

Сын усмирил его страхи:

– Проездом. Финчи ждут ко второму завтраку. А ты что, собрался на карнавал?

– Э?

– Костюм. Вырвиглаз, иначе не скажешь.

– А! – понял лорд Эмсворт. – Я еду в Лондон.

– В такую погоду? – удивился Фредди. – Наверное, что-то очень важное.

– Да. Очень. Еду к твоему дяде Галахаду, насчет художника. Тот, первый… – Девятый граф замолчал, чтобы справиться с чувствами.

– Почему не послать телеграмму? Или позвони.

– Телеграмму? Позвони? Ой Господи! Правда. Но теперь уже нельзя, – вздохнул лорд Эмсворт. – Завтра у Вероники день рождения, а я не купил ей подарок. Гермиона требует, чтобы я поехал и купил.

Что-то сверкнуло. Это был монокль, выпавший из глаза.

– Ох ты! – воскликнул Фредди. – И верно! Спасибо, что напомнил. Вот что, отец, можно тебя попросить?

– А, что?

– Что ты собирался ей купить?

– Твоя тетя сказала – часики.

– Это хорошо. Зайди к ювелиру на Бонд-стрит, фирма «Эспиналь». У них часов сколько хочешь. И скажи: Ф. Трипвуд поручил тебе вести дела за него. Я отдавал в чистку ожерелье, Агги просила, и еще купи кулон для Ви. Ты следишь за мыслью?

– Нет, – отвечал лорд Эмсворт.

– Так следи. Это очень просто. Кулон – для Ви, ожерелье – для Агги. Ожерелье надо послать в отель «Риги», Париж, на ее имя…

– На чье?

– Агги!

– Кто это? – с неназойливым любопытством поинтересовался граф.

– Ну-ну, отец! Ты ли это? Агги – моя жена.

– Я думал, она Франсис.

– Нет, Ниагара.

– Какое странное имя! Это город в Америке?

– Не столько город, сколько водопад.

– А я думал, город.

– Тебя обманули. Давай вернемся к делу. Ожерелье надо послать моей жене в Париж, а кулон привезти сюда, нашей девочке.

Лорд Эмсворт заинтересовался снова.

– У тебя девочка? – спросил он. – А сколько ей лет? Как ее зовут? На кого она похожа, на тебя? – прибавил он, ощутив острую жалость к злосчастной малютке.

– Я имел в виду Веронику, – объяснил Фредди. – Платить не надо, я заплатил. Все ясно?

– Конечно!

– Повтори, пожалуйста.

– У них ожерелье и кулон.

– Только не спутай!

– Я никогда ничего не путаю. Кулон послать Франсис… или скорее наоборот. А вот скажи мне, почему ты зовешь Франсис Ниагарой?

– Потому что ее зовут Ниагарой, и не иначе.

– Что – не иначе?

– Зовут.

– А ты сказал, не зовут. Она взяла дочку в Париж?

Фредди вынул голубой платок и вытер лоб:

– Вот что, отец, давай все это оставим. Не ювелира, а имена, девочек…

– Мне очень нравится имя Франсис.

– И мне. Музыкальное такое. Но давай оставим, а? Обоим легче будет.

Лорд Эмсворт издал радостный крик:

– Чикаго!

– Что?

– Не Ниагара, а Чикаго. В Америке есть такой город.

– Да, вроде был. А как тут у вас дела? – спросил Фредди, решив сменить тему раньше, чем отец спросит, почему дочку назвали Индианой.

Лорд Эмсворт подумал. Рацион Императрицы… нет, не то. У сына не хватает глубины. Наконец он припомнил:

– Твой дядя Эгберт очень ругается.