когда увидел, что я наблюдаю за ним. Мы познакомились. Оказывается, в тот день он тоже прогуливал школу, но уже не в первый раз.

— Я лучше целый день буду прыгать на батуте, чем пойду в школу, — сообщил он.

— Почему?

— Там нечего ловить, Илюха. Если бы ты знал, понял бы меня.

— А ты попробуй объяснить, — сказал я, стесняясь больше обычного. Мне вообще не хотелось встревать с ним в разговор, но все как-то само собой завертелось.

— Ты слишком мелкий! — улыбнулся он и продолжил прыгать, уже наблюдая за мной то с высоты, то нет.

— Мелкий?! — Меня это задело. Даже взбесило. Понятно, когда мелким тебя называет старший, но не тот, кому на вид столько же. — А ты не мелкий? Сколько тебе?

— Восемь, — гордо ответил он, плюхнулся попой на натянутую поверхность батута, отскочил и вновь запрыгал на ногах, — будет через год.

— Издеваешься? Тогда и мне восемь… будет через год. Получается, ты тоже мелкий.

— Получается, так.

Он начал чередовать приземления: попа, ноги, попа, ноги.

— Так почему же ты, мелкий, прогуливаешь школу?

— А ты?

— Я первый спросил.

— Школа — фигня для дураков, которые ни черта не понимают в жизни. — Тут я был частично согласен с ним, ведь она действительно была придумана для дураков, чтобы те самые дураки дураками не становились. — Так говорит мой брат. Он окончил школу в прошлом году. Говорит, школа — лишь место, в котором дети и подростки проводят время впустую. Говорит, позволяло бы законодательство, вместо школы он пошел бы работать. Школа нужна только учителям, которые преподают в ней, и соплякам, мечтающим стать учителями. В других случаях она бесполезна. Бес-по-лез-на, — Витя попытался сделать голос грубее, но я все равно слышал все тот же писк, похожий на мой.

— Твой брат… теперь он работает?

— Работает, по его словам, с тех самых пор, как родители перестали его замечать после моего рождения. И работа не помешала ему закончить школу на пресловутую золотую медаль, от которой толку меньше, чем от какашки на дороге, а вот школа работе мешала. Это он так говорит, мой брат. Если бы он не отвлекался на учебу, съехал бы из родительского дома намного раньше.

— Теперь вы живете не вместе?

Было бы неплохо, если бы и Поля съехала от нас. Это все равно рано или поздно случится, так почему бы не сейчас?

— Отчего же? — Он высоко подпрыгнул и сделал два полных оборота вокруг своей оси. Такими темпами он скоро будет выступать в цирке. — Вместе! — Сделал заднее сальто, слез с батута, подошел ко мне, пригласил на лавочку у песочницы, и мы сели.

— Брр! Какая-то неразбериха… Он переехал или нет?

Пальцем на песке он написал «ДА».

— И вы живете вместе?

«ДА» он обвел в кружок.

— Тогда я совсем ничего не понимаю.

— Все потому, что ты мелкий! — Он засмеялся, я — вслед за ним. Смех его заразителен. — На самом деле, Ванька, мой брат, переехал и через некоторое время забрал меня к себе.

— Разве так можно?

— Когда регулярно видишь своих родителей, валяющихся на диване в собственной блевотине, думаю, можно.

— Они больны?

— Если пьянство — болезнь, то у них хроническая форма заболевания. Брат говорит, что их лишили родительских прав, поэтому, вроде как, все путем.

— Извини. — Мне стало неловко, стало настолько некомфортно, что я не знал, как вести себя дальше, как выкручиваться из этой ситуации. Витьке же, похоже, было все равно. Он отнесся к этому разговору так, словно ничего и не происходило, словно этого разговора вовсе не было. Было видно, что он ни о чем не жалеет. Вот бы и мне так уметь.

— Илюха, чего это мы все обо мне да обо мне? Расскажи лучше, почему ты не в школе?

Пока я размышлял над ответом, он раздавил одной ногой обведенное в кружочек «ДА» на песке, другой, плавно погружая и водя взад-вперед, прорыл неглубокую траншею, поднял откуда-то бутылку с водой и вылил содержимое в углубление. Пока вода полностью не впиталась, бросил бутылку в траншею, напоминающую уже отрезок реки, и произнес:

— Макет Суэтского канала!

Я промолчал. Вода уже полностью впиталась в песок, бутылка села на мель. Витя пнул ее. Это вывело меня из ступора. Думаю, он сделал это специально.

— Если не хочешь, не говори, — сказал он.

И я действительно не хотел говорить, отчего прогуливал школу, но его «если не хочешь, не говори» сработало как волшебное заклинание, заставляющее делать обратное, раскрепощающее меня. Я вдруг начал выдавать ему все подробности. Слова пулеметной очередью вылетали из моего рта, не давая Вите произнести ни звука. Впрочем, он и не собирался меня перебивать, только внимательно слушал и впитывал содержимое, как пересохшая под палящим солнцем губка. Я рассказал все от начала и до конца, начав с удара рюкзаком Козлова, закончив тем, как встретил его, Витю, на той самой площадке. Не упустил ни единой подробности. Даже дословно передал телефонный разговор с Викой. Я не мог остановиться и начинал переживать, что его «если не хочешь, не говори» может выманить из меня то, о чем ему совсем не следовало знать — о тебе. И все-таки я сумел утаить твое существование, но, по сути, рассказал ему даже больше, чем рассказал тебе… написал тебе… написал в тебе. По сути, на какое-то время Витя для меня стал тобой, стал частью меня, но лишь на время, и оно уже прошло, закончилось. Не обижайся, Друг.

— Так значит, все из-за девчонки? — удивился он.

Я заметил, что от его Суэтского канала в песочнице не осталось и следа, а на его месте уже была нарисована девчонка, которую зачастую изображают на дверях женских туалетов: кружок, треугольник, четыре полоски. Я не мог ему ответить. Покраснел. Не произнося ни слова, как и он, пробороздил пальцем по песку, оставив такое же, как и его, «ДА» и в довесок — грустный смайлик

— И ты общался с ней даже меньше, чем сейчас со мной?

Я обвел «ДА». Палец уже был грязным.

— Я в шоке. Я тебя не понимаю. Ладно бы ты переживал из-за другана, но из-за девчонки?.. Тьфу!

— Сам от себя такого не ожидал…

— В этом плане ты очень похож на моего брата.

— Почему?

— Одним вечером он пришел домой — убитый горем. Не ел, не пил, а только ходил из угла в угол. Не находил себе места. В тот же вечер я спросил его, что произошло. Он ответил, что не мое дело. Причем ответил так грубо, что я на