— Чего это я тебе понадобился? — поторопил Олег Богданова. С того станется, может трепаться, перетрет половину известных ему анекдотов и баек из армейской жизни.

— Ты помнишь, какой завтра день, Олежа?

— Помню. Завтра суббота.

Олег вздохнул и порылся в памяти. Ничего. Ни единого намека, что на завтра у них что-то общее запланировано. Слишком он сосредоточился на вероломстве своей жены. Слишком, вся жизнь побоку! Все его планы, друзья, желания.

— Суббота! — передразнил Богданов. — Завтра Таньке с Витькой по тридцатнику стукнет. Еще полгода назад договаривались, ты чего, Степанов?

— Ой, а ведь точно. И правда забыл: то командировки, то встречи. Извини, замотался.

— Замотался он! Ты замотался, Аринка моя того и гляди в монастырь уйдет. А нам с Ольгой твоей что, больше всех нужно? Мы вдвоем должны мотаться по городу в поисках подарков?

Слабая, такая слабая, что едва угадывалась, надежда проклюнулась в его оплеванной душе.

Может, Олькины отлучки как-то связаны с поисками подарка их лучшим друзьям, Тане и Вите Разенковым, которых угораздило родиться в один день? И нет ничего криминального в том, что она не ночевала дома, когда он внезапно вернулся? Просто засиделась допоздна у подруги, не захотела ехать через весь город: всюду вон только и разговоров, что о разгуливающем маньяке. Просто надо спросить ее, узнать имя подруги. Просто надо поговорить!

От этой проклюнувшейся надежды вдруг сделалось легко на душе. Так приятно стало слышать голос старого друга, что он даже рассмеялся.

— Чего ты ржешь? — тут же обиделся Сашка. — Мы выбрали подарки, хотя чуть не подрались. И если вам что-то не понравится…

— Все понравится, — сразу прервал Олег. — А что купили?

— Таньке посудомоечную машину для летнего домика, маленькую такую, удобную. Это Оля твоя выбирала.

— А Витьке?

— Витьке лодку надувную. Он же мечтал.

— Молодцы, все правильно купили, — неожиданно похвалил Олег. — Вряд ли наше с Ариной присутствие как-то повлияло бы на выбор. Нет, правда, молодцы. Слушай, а что ты там насчет Арины говорил?

— Что?

— Что-то насчет монастыря.

— Да… — Сашка тяжело вздохнул. — Понимаешь, Олег, что-то не так у нас с ней стало.

«У вас и раньше не особо было», — хотел он вставить, но решил воздержаться от колкостей. Не в его положении язвить.

— Раньше все было как-то понятнее. Поругались — помирились, поругались — помирились. Она не уступала, я тоже. А сейчас даже поскандалить не с кем. Она молчит!

— В смысле?

— Все время молчит. Молчит и смотрит в одну точку.

— Это после того случая, да? — Олег вспомнил о происшествии месячной давности.

— Вот именно. Психологи, понимаешь, сказали, что ничего страшного, все, мол, пройдет. А ничего не проходит, Олег! Ни-че-го! Она даже не спит со мной! — неожиданно выпалил Сашка.

— Как это?

— Перебралась в другую комнату. И не подпускает меня к себе. — У Богданова в голосе была такая тоска, что Олег тут же устыдился.

У него, если разобраться, какая печаль с Ольгой? Да скорее всего надуманная. Оля по-прежнему мила, внимательна, в постель тащит при каждом удобном случае, когда он не занят и не устал. И уж точно она не психует, не скандалит, не замыкается в себе, не пытается перебраться в соседнюю спальню.

Он все себе придумал, окончательно успокоился Олег, когда Сашка Богданов начал излагать подробности того мерзкого случая с Ариной.

Вот у Богдановых беда. У них самое настоящее несчастье в семье. Там не просто все рушится, там уже и рушить нечего.

— Ладно-ладно, успокойся, Саня, — попытался он утихомирить разошедшегося друга. — Все будет хорошо. Кстати, ты не знаешь случайно, что там у моей жены за подруга Валентина объявилась?

— Нашел у кого спросить, — фыркнул Сашка с раздражением. — Я подруг своей жены не знаю.

— Понял.

— Наверняка в каком-нибудь салоне познакомились. Или на распродаже. Твоя ведь любит по шмоточным местам помотаться.

— Любит, — улыбнулся Олег. И притворно ужаснулся: — Столько денег спускает, ты не поверишь.

— Это все ерунда, Олежа, слушай меня. Я бы сейчас душу заложил, лишь бы Аринка оттаяла.

— Ладно, завтра постараюсь на нее повлиять, — зачем-то пообещал Олег.

Зачем он это ляпнул? Арина — серьезная, умная женщина. Если она молчит, значит, имеются причины. Бегство в соседнюю комнату тоже должно иметь под собой основания.

— Повлияет он, — хмыкнул Богданов. — У нее тут такое влиятельное лицо нарисовалось, что конкурентов быть не может.

— Это ты о ком? — Снова проснулось проклятое беспокойство.

— Капитан полиции Воронов, начальник отдела уголовного розыска. Не слышал о таком?

— Тьфу-тьфу-тьфу!

— Вот и я говорю: тьфу-тьфу-тьфу.

— А как он на нее влияет?

— Скорее достает. Сначала к себе вызывал без конца. Потом Арина без повестки отказалась к нему ходить. Надоело, говорит. А повесткой он ее вызвать не может, оснований нет. Она ведь может и жалобу накатать, так?

— Это вряд ли, — усомнился Олег.

— Она не может, я смогу! — пообещал грозно Богданов. — Чего, в самом деле, прицепился!

— Так, понятно. А теперь что?

— В каком смысле?

— В коромысле! Ты сказал: сначала он ее к себе вызывал, пока Арина покладистой была. А теперь?

— А теперь звонить начал. Даже пришел вчера вечером, представляешь? Я возвращаюсь, а они, как два голубя, на кухне кофе пьют! И беседуют! Ух, я разозлился… Ты не представляешь, как я разозлился.

Еще как он представляет. У него при отсутствии доказательств подозрения появились. Просто, считай, на ровном месте. А у Богданова — дело другое. Здесь, простите, чужой мужик в кухне. Кофе пьет, не исключено, что из его чашки.

— Да уж, приятного мало.

— Я сразу: в чем дело? А она знаешь что сказала?

— Что?

— Извини, говорит, Александр, у нас с капитаном разговор важный. Я чуть… Чуть не сорвался, Олег!

Сорвешься с этими бабами, еще как сорвешься. С ним, значит, не разговаривает. Ушла жить в другую комнату. А капитану улыбается.

— Слушай, а она улыбалась?

— Нет, — буркнул Богданов. — А при чем здесь это, Олег? Разве важно, улыбалась или нет? Меня взбесило уже то, что с ним она, видите ли, говорить может, а со мной нет.

Потом он вдруг резко сменил тему. Начали обсуждать, что они завтра будут пить.

— Я себе вискарика возьму, а ты как хочешь, Олег, — предупредил Богданов. — Знаю я наших трезвенников: какие-нибудь компоты подадут десятиградусные! Я их пить не стану. Это для девочек.