Все эти трое суток Пьетро рисовал, как одержимый. Пройдя все стадии — рыданий, уговоров, крика, — я смирилась. Лишь отыскивала его на многолюдных улицах, уводила домой, чтобы он мог перекусить и отдохнуть. Но уже через пару часов Пьетро вскакивал, хватал этюдник и вновь погружался в безумный вихрь Карнавала. Он кашлял кровью, и мне казалось и до сих пор кажется, что кармин на холстах серии «Розовые плясуньи» — это кровь самого Пьетро…

Самое странное, что я его понимала. Если мне суждено умереть молодой, я бы хотела умереть не в постели — именно так, с кистью в руке, за проклятой и безумно любимой работой…

Но с тех пор я ненавижу запах роз.

— И каков же ваш князь в жизни?

Остановив карандаш, я поглядела на Кароля.

Снова он о том же!

Кароль сидел в кресле (да, в доме появилась мебель!) у эркера. Лицо вполоборота, поза удобная, непринужденная, посматривает то на меня, то на море далеко внизу.

— Дался он тебе! — проворчала я, стирая неверную линию.

Кароль пожал плечами.

— Ну должны же мы о чем-то разговаривать! О себе ты говорить не хочешь, в искусстве я полный профан…

— Ты можешь рассказать о себе, — предложила я.

Кароль широко улыбнулся.

— Я весь как на ладони!

Понятно. Только и остается беседовать про князей да королей… Я перевела взгляд на бумагу.

— Рагнар больше похож на медведя, чем на волка.

Штрих.

— Он буен, громкоголос и грозен.

Черта.

— Он может стереть тебя в порошок, если ты его разочаруешь, но вырвет глотку чужаку, осмелившемуся сказать о тебе дурное слово.

Линия.

— Ему выгодно притворяться неотесанным, недалеким и бешеным, потому что это соответствует вашим представлениям о Морских Волках.

Силуэт.

— На самом деле он умен, хладнокровен и расчетлив. Он манипулирует тобой с легкостью — где давя на совесть, где на чувства, где запугивая или улещивая.

Четкие линии скул и подбородка. Руки, сцепленные на колене.

— Он верен друзьям до последнего вздоха. Чтобы спасти тебя, он пойдет на самый конец света и стребует твою жизнь у богов обратно. Но…

— Но?

Я вижу, как Кароль слегка подается вперед. И добавляю штришок в и без того зоркий взгляд на листе бумаги.

— Но он забывает того, кто его предал. Навсегда.

Грифель сломался, и по лицу Кароля — того, что на рисунке, — пошла зигзагообразная полоса. Я тихо ругнулась. Кароль поднялся, подобрал обломок.

— Ты очень верно его описала.

Если б я не сломала карандаш раньше, сломала бы сейчас.

— Ты что, знаешь нашего князя?!

— Встречал разок.

— Да где же?

Глаза Кароля смеялись. Но ответил он серьезно:

— На Пике Отчаяния несколько лет назад.

— А ты-то как туда попал?!

Пик Отчаяния — остров-крепость в заливе под названием Волчья Пасть. Владеющий им владеет проходом в воды полуострова, а значит, и в материковые воды. Поэтому Пик постоянно переходит из рук в руки. Насколько я знаю, в настоящее время он все еще принадлежит нам. Не без помощи Силвера. Королю Риста недосуг, накладно и хлопотно удерживать крепость за границей своих земель, но помочь в этом соседу, на которого ложится вся нагрузка, — отчего бы и нет. Да еще потом укрепить этот военный союз родственными связями…

Но что делать авантюристу в таком гиблом, опасном и неприбыльном месте? Разве только… Я уставилась на Кароля, и тот вопросительно вскинул брови.

— Что такое?

— Так ты человек Силвера?!

* * *

Вот тебе и… здравствуйте!

И как прикажете отвечать на подобный вопрос? Тем более когда Эмма смотрит прямо в глаза со спокойным любопытством и уверенностью в своей правоте. Нет, что за женщина! Ее вовсе не смущают его «делишки» и то, что он может оказаться королевским шпионом.

Эмма слегка склонила голову набок.

— Ведь я права?

— Ну-у-у… — ответил он предусмотрительно.

Женщина повела плечом и принялась штриховать его портрет. Или как там это у них называется? Растушевывать? Сказала снисходительно:

— Можешь не отвечать.

Он вернулся на свое место, хотя, похоже, Эмма рисовала теперь чисто по памяти. Вот где бы пригодилась такая великолепная зрительная память, так это в шпионском ремесле…

— И как, на твой взгляд, смогут поладить наши правители?

Он прищурился, словно рассматривая две сиятельные фигуры в воздушной проекции, крутя и складывая их так да эдак, как некую головоломку.

— Пожалуй, да. Оба коварны, расчетливы и дальновидны. Рагнар ценит воинскую доблесть, а король показал себя удачливым полководцем еще при Аггелусе. Силвер уважает людей типа князя, умеющих держать свое слово, хотя и посмеивается над ними втихомолку — ему-то самому не привыкать нарушать клятву… Рагнару остро необходим союзник против варваров из-за моря, иначе в течение всего одного поколения его страна — как бы она ни называлась — будет стерта с лица земли. Силвер тоже нуждается в союзнике, который будет прикрывать его от нашествия. Ты ведь сама знаешь, объединяться против куда легче, чем объединяться за.

Эмма кивнула, растирая нарисованное клочком бумаги. Он вытянул шею, пытаясь рассмотреть свой портрет: тот приобрел тени, объем и глубину. Да как она это делает?!

— Ты прав, — сказала Эмма просто. Склонила голову, разглядывая рисунок так и сяк. Сдула лишний уголь, смахнула ладонью. — Хорошо бы, они еще нас послушались. Кстати, ты не думаешь, что покушение на тебя может быть связано с твоей работой на короля?

Он вспомнил слова Эрика: «Я бы сам тебе подсунул такую» и на миг вообразил, что это правда, что Эмма — чей-то агент… На один короткий и безумный миг. Потому что женщина поднялась, отряхивая юбку, и сказала деловито:

— Пора. Грильда варит сегодня крыжовенное варенье.

— …что? — спросил он, запутавшийся в политике, тайных интригах и тайных же агентах, имеющих очень соблазнительные округлости и глядящих на тебя в данный момент терпеливыми серыми глазами.

— Варенье, — повторил предполагаемый агент, склоняя голову набок. — Из крыжовника. У нее какой-то секретный бабушкин рецепт.

Убью Эрика, решил он. Просто убью.

Варенье стекало с ложки по-медовому неторопливо. Кухню заполнял густой сладкий запах с тонкой ноткой кислинки. В медном тазу, который мне выдала Грильда, крыжовник разварился и развалился, зато в хозяйкином тазу непобедимо сияли целехонькие, идеально круглые полупрозрачные ягоды.