в канистру, и мне показалось, что ни ушибов, ни повреждений у нее не было. В следующий момент она высоко поднялась над поверхностью, вероятно, вспомнив о баллончике с углекислым газом, прикрепленном к спасательному поясу.

Я подплыл к ней совсем близко и крикнул прямо в ухо:

— Все в порядке?

— Да.— Она еще немного прокашлялась.— Из-за этого ливня у меня все лицо и шея саднят, как от порезов.

Было слишком темно, чтобы рассмотреть, нет ли порезов на самом деле, но мне ее слова были понятны, потому что моя собственная физиономия горела, как будто побывала в осином гнезде. Бентолл заслужил жирную двойку. Первое, что нужно было сделать, когда я высунулся из люка и понял, какой идет дождь, это достать что-нибудь из одежонки, оставленной в чемоданах, и обмотать головы наподобие чалмы. Но теперь лить слезы и каяться поздно. Я дотянулся до пластикового мешка, притороченного к моей канистре, вытащил на свет Божий одеяло и устроил над нашими головами своеобразный тент. Совсем спастись от этого ливня, скорее похожего на камнепад, таким образом, конечно, было невозможно, но все же лучше, чем ничего.

Когда я закончил сооружать тент, Мари спросила:

— Что же теперь делать? Так и будем здесь болтаться или поплывем куда-нибудь?

Я пропустил мимо ушей все дальнейшие ее замечания по поводу того, куда именно плыть: в Австралию или Новую Зеландию. В создавшихся обстоятельствах они у меня приступа смеха не вызвали.

— Надо просто отваливать отсюда. Если дождь будет продолжаться, Флеку никогда нас не обнаружить, но если он прекратится... Короче, поплывем туда, куда ветер дует, на запад. Так, во всяком случае, нам будет проще.

— А тебе не кажется, что Флек тоже может так решить и будет искать нас именно в западном направлении?

— Если он решит, что мы только наполовину изобретательнее, чем он сам, то будет искать на востоке. Но это догадки. В таком деле хвост вытянешь, голова увязнет. Пошли.— Двигались мы со скоростью черепахи. Мари действительно оказалась далеко не чемпионкой по плаванию, да еще канистры и мокрое одеяло мешали нам, но все же в первый час (десять минут плывем, пять — отдыхаем) мы покрыли довольно приличное расстояние. Если бы не тягостная мысль о том, что так можно плыть месяц и никуда не приплыть, все было бы ничего: море теплое, дождь стал постепенно стихать, акулы сидели по домам.

Прошло часа полтора. Все это время Мари играла в молчанку — сама не разговаривала и даже на мои вопросы не отвечала. Наконец, я сказал:

— Все, хватит. Оставшихся сил нам должно как раз хватить, чтобы выжить. Если Флек сюда доберется, значит такова нагла судьба, считай, не повезло. Все равно большего мы сделать не сможем.

Я опустил ноги вертикально вниз и вскрикнул от неожиданности, потому что почувствовал что-то твердое и огромное, как мне показалось, футов в пятнадцать длиной, с треугольной челюстью, раскрытой, как медвежий капкан. Но потом я вдруг понял, что не почувствовал при этом никакого движения воды, и снова аккуратно опустил ноги. Только теперь я услышал крик Мари:

— Что такое? В чем дело? Да говори же!

— Как бы мне хотелось, чтобы старина Флек притащил сюда свою посудину! — завопил я.— Это была бы их братская могила! — На меня навалило что-то большое и твердое, а я сам ударился о него ногами.— Я стою, фута на четыре из воды вылезаю!

Короткая пауза и растерянное бормотание:

— И я.

Так отвечают люди, которые не верят чему-либо, а скорее — чего-то не понимают. Я был просто потрясен такой недогадливостью.

— Ты хочешь сказать...— тянула она.

— Земля, дорогуша моя! — победоносно заявил я и почувствовал легкое головокружение, поскольку за минуту до этого и полпенни не поставил бы на наше спасение.— Что же это еще может быть? Настал час блаженства! Сейчас мы увидим золотые пески, тенистые пальмы и смуглых красавиц, о которых я столько наслышан. Давай лапу.

Ответного восторга не последовало. Мари молча протянула руку, а я, переложив одеяло в другую, стал осторожно нащупывать путь на зыбучем песчаном дне прибрежной полосы. Спустя минуту мы стояли на скале. Не будь дождя, мы бы стояли высоко и были бы сухими, но в нынешних условиях стояли высоко, но были абсолютно мокрые. И все же мы стояли высоко. Все остальное не имело никакого значения.

Мы вытянули на берег обе канистры, и я накрыл голову Мари одеялом — дождь можно было бы назвать моросящим только в сравнении с тем, каким он был два часа назад.

— Пойду осмотрю окрестности. Вернусь через пять минут.

— Ладно.— Судя по тону, ей было в данную минуту совершенно все равно, вернусь я или исчезну навсегда.

Но я все же вернулся. И не через пять минут, а через две. Мне не пришлось и восьми шагов сделать, как я тут же свалился в море с другой стороны. Так что нетрудно было догадаться, что наш таинственный остров был в длину всего раза в четыре больше, чем в ширину, и целиком состоял из скалистой поверхности. Хотел бы я посмотреть на таком островке на Робинзона Крузо. Мари шагу не сделала с того места, где я ее оставил.

— Это всего лишь небольшой островок в море,— отчитался я.— Но мы в безопасности. Во всяком случае, на данный момент.

— Да.— Она потерла камень носком башмака.— Это коралл, правда?

— Наверное.— Обласканные солнцем коралловые острова Тихого океана составляли вместе с многими другими темами белые пятна в моей юношеской начитанности, но когда я со всего размаху уселся, чтобы дать отдых ногам и обдумать наше положение, от моего энтузиазма не осталось и следа. Если это коралл, то тогда на нем проходили практику выпускники индийской школы йогов после окончания более простых курсов по лежанию на раскаленных гвоздях. Камни были острые, колотые, с множеством заточенных, как лезвие, краев. Я тут же вскочил как ошпаренный, подхватил канистры и положил их на самый высокий выступ. Потом вернулся к Мари, взял ее за руку, подвел к канистрам, и мы уселись на них бок о бок, подставив спины ветру и дождю. Она предложила мне половину одеяла, и я не стал изображать гордеца и не отказался. Хоть какая-то иллюзия укрытия.

Я пытался с ней заговорить, но она отвечала односложно. Тогда я вытащил из полиэтиленового мешка, спрятанного в канистре, сигареты и предложил одну ей. Она