По возвращении в Берлин Альгаротти стал влиятельной фигурой в мире культуры, Фридрих положил ему солидную пенсию, но прежняя близость с королем не была восстановлена. Фридрих оставался привержен своему замыслу превратить Берлин в новые Афины, и обладавший тонким вкусом и обширными познаниями итальянец консультировал его по вопросам искусства, литературы, превращению Берлина в культурный центр, а Потсдама – в представительскую резиденцию короля. Он был избран иностранным членом Прусской академии наук и являлся видным участником знаменитых застолий Фридриха. Страдающий от хронических хворей Альгаротти в 1753 году возвратился в Италию, откуда переписывался со своим другом, присылал ему итальянские книги, семена брокколи и арбузов для его теплиц и переработанную особым образом икру лобана. В 1764 году он скончался от туберкулеза в Пизе. Скуповатый Фридрих, тем не менее, заказал перевод полного собрания его сочинений и выделил значительную сумму на сооружение роскошного мраморного памятника на пизанском мемориальном кладбище. Надпись на нем гласит: «Альгаротти, последователю Овидия, ученику Ньютона – Фридрих Великий».

Фридрих не переносил торжественные дворцовые церемонии и возложил их проведение на мать, жену и прочих близких родственников – наследным принцем был назначен племянник Фридрих-Вильгельм (1744–1797), сын брата Августа. Сам же он находил отдохновение лишь в кругу близких единомышленников, подобных тому обществу в сельском доме, который восхвалял его любимый поэт Гораций. Из этого сиятельнейшего круга был исключен любой, кто имел в Берлине доступ к иным кругам, обладавшим влиянием или информацией. Фридрих окружил себя людьми, которые зависели от него и были либо гомосексуалами, либо бисексуалами, причем он активно содействовал их карьере. Он приглашал сих избранных на свои знаменитые обеды, увековеченные художником Адольфом фон Менцелем на картине «Застольное общество короля Фридриха II в Сансуси». Гости должны были быть неглупы, всесторонне образованы и остроумны, дабы иметь возможность вволю поупражняться в язвительных шутках над глупостью. Подавались блюда французской кухни и французское же вино, которое предпочитал хозяин, слегка разбавляя его водой (дань привычкам Людовика XIV?). Обязательным условием было свободное владение французским языком. Когда к Фридриху прибыл новый секретарь Дьедонне Тибо, монарх поинтересовался, изъясняется ли тот на немецком. Секретарь рассыпался в извинениях и пообещал, что исправит этот недостаток как можно быстрее.

– Нет, нет, – поспешил успокоить его Фридрих, – я настаиваю на том, чтобы вы не учили немецкий, если вы решитесь на сие, чистота вашего языка будет быстро обезображена германизмами.

К числу близких друзей и участников этих застолий в разное время относились француз маркиз Жан-Батист де Бойэ д’Аржан (1704–1771), философ, литератор и критик католической церкви, швейцарец Анри де Катт (1725–1795), секретарь короля, и Клод-Этьен Дарже (1712–1778), также секретарь, которого Фридрих имел обыкновение называть «mon conseiller intime»[18], а также женским именем Люсина, что наводит историков на некоторые размышления. В свое время он служил секретарем Валори, французского посланника в Берлине, король заприметил его еще давно и уговаривал перейти на прусскую дипломатическую службу, на что тот тогда не согласился. Все эти друзья имели высокие придворные звания, обычно камергера, а также являлись членами Академии наук.

Появление женщин в Сансуси было исключено. Если кого-то из прислуги заставали с женщиной, на него изливался весь поток королевского гнева. Женитьба близкого друга вызывала высочайшее неудовольствие. Ярким примером того была женитьба в 1749 году маркиза д’Аржана на французской танцовщице Бабетте Кошуа (1725–1780). Бабетта отличалась красотой, местные поэты воспевали ее в стихах, а придворный художник Пенье написал с нее не один портрет. Она также мастерски владела своей профессией и была настолько популярна, что ей даровали право проживать во дворце Шарлоттенбург. Брак с д’Аржаном оказался счастливым, но стоил ее супругу фавора короля, хотя ему еще удалось довольно долго продержаться в Берлине. Бабетта, естественно, оставила сцену, взялась за перо и серьезно занялась сочинительством. Маркиз же стал чувствовать себя чужеродной личностью в этом привилегированном мирке не только без женщин, но и против женщин. Как отметил один из первых биографов Фридриха Йоганн Давид Эрдманн Пройсс, «Сансуси являл собой монастырь с Фридрихом в роли аббата во главе оного».

Вольтер, которым король восхищался с юности, больше двух лет провел при дворе Фридриха, занимаясь редактированием и улучшением его стихов и прозы, причем некоторое время проживал в Сансуси. Обычно приводят следующий отрывок из его мемуаров:

«После того, как его высочество облачен в одежду и сапоги, стоик находит несколько моментов для приверженцев Эпикура: он призывает к себе двух-трех фаворитов, будь то лейтенанты из его полка, пажи или юные кадеты. Подается кофе, тот, кому будет брошен носовой платок, проводит четверть часа с глазу на глаз с королем. Дело не доходит до крайностей, ибо он, будучи принцем, был настолько жестоко наказан отцом за свои любовные дела, что понес неизлечимый ущерб. Так что он не в состоянии играть более активную роль и должен, как подсобным средством, удовлетворяться пассивной». Можно возразить, что эти мемуары были написаны в 1757-59 году, когда между Фридрихом и Вольтером в результате скандальной размолвки (почетный гость принял в Пруссии участие в финансовых спекуляциях) наступило отчуждение, философ во гневе покинул Потсдам и начал мстить.

Некоторые указания на определенные наклонности короля характеризует и выбор произведений искусства для его дворцов, отмеченный явно гомоэротическими мотивами. Здесь обычно упоминается бюст шведского короля Карла XII, самодержавного правителя, военачальника и гомосексуала, которым восторгался Фридрих. Из своей библиотеки взгляд монарха падал прямо на античную статую Антиноя, установленную в специальном павильоне из кованого железа. Статую относят к 300 году до н. э., она была найдена на Родосе в 1503 году и сменила нескольких владельцев, прежде чем попала к известному гомосексуалу, полководцу принцу Евгению Савойскому. Фридрих купил ее за огромные деньги – 5000 талеров – и установил поблизости от склепа, в котором завещал похоронить свои бренные останки. Некоторые историки усматривают в этом дань памяти лейтенанту Германну фон Катте, пожертвовавшему своей жизнью ради друга. После смерти Фридриха статую поспешно убрали в музей, переименовав ее в «Молящегося юношу». Любопытно также, что Храм дружбы, воздвигнутый в парке Сансуси в память любимой сестры Вильгельмины, украшен четырьмя медальонами на колоннах с изображением четырех мужских любовных пар античности: Ореста и Пилада, Нисуса и Эвриалуса[19], Геракла и Филоктета, Тезея и Пиритуса. Знаменателен также выбор сюжетов для картины П. Баттониса «Семья Дария», на которой Александр Великий изображен вместе со своим военачальником Гефестионом[20], и фреска Шарля ван Лоо «Введение Ганимеда на Олимп» в Мраморном зале. Тут следует упомянуть, что фреска на этот мотив была написана еще раньше Антуаном Пенье в Башенной комнате дворца Фридриха в Райнсберге.