Дегустировали гуська в избранном обществе комбата, замполита и зампотеха под водочку, дымя душанбинским Беломором, неведомо как забредшим в глушь Тургайских степей, под музыку, льющуюся из зеленого чрева армейского переносного приемника, выставленного местным замполитом на стол в качестве посильного вклада в застолье.

Комбат и его боевые замы глушили водку под безутешные причитания — наступают, мол, последние их денечки. Плакала их премия, а после прибытия комиссии, ждет их всех капитальный втык. Полетят бедные-несчастные, с целины словно те гуси, с выговорами в клювиках, это — верняк. А самое страшное — слетят у кой кого и звездочки с погон.

— Пагарян, зараза, проверяет технику как на смотру. Все ему беленькие ободки подавай, черненькие скаты, красочку гладенькую, колодочки целенькие, чистенькие, грибочки, повязочки, а где мы ему гаду найдем целенькие, да чистенькие? У нас все больше грязненькие да битенькие, да бойцы расхристанные и пьяненькие. Капец нам приходит.

— Да ведь два дня впереди, — удивился наш командир, — хорошо взяться, так можно подготовиться, проскочить проверку на ура, со свистом. Ну залейте комиссии глаза водярой, запудрите мозги показателями, вотрите очки наглядной агитацией, на худой конец. Объявите бойцам отпуск не после возвращения в часть, а сразу после проверки, скажем по одному из взвода, кто проскочит без замечаний, можно и по два для верности, а там видно будет. Сколько у вас побитых машин?

— Да штук пятнадцать с помятыми кабинами, крыльями, с побитыми бортами.

— Так поставь их на колодки в задних рядах, а в первых — те что на ходу, целые. Посыпь песком дорожки. Разведи мел — намалюй белые ободки на скатах, хэбе бойцов в бензинчике простирни, самих в баню — вот и порядок. Дай ножницы — они сами себя без парикмахера постригут.

— Ты, что полковника не знаешь? Он с заднего ряда начнет смотреть, еще больший втык даст. — Грустно промолвил зампотех.

— Слушай, что ты нам ставишь, если проскочишь проверку? — спросил я.

— Если проскочим, — ставлю ящик пива, трех жареных гусей и показываю райский уголок для пикника — озеро, чистое как слеза, трава, роща. На пол-пути между Аркалыком и Тургаем. Мало кто знает. Заповедные места.

— Годится капитан, заметано. Замполит, тащи сюда весь ватман, клей, ножницы, а ты, зампотех выбери по одной абсолютно целой машине каждой марки, ну там ГАЗ-66, ЗИЛ-130, что там у тебя еще побито. Поставь солдатиков тщательно их вымыть. Затем растащи тягачом, если не на ходу, своих битых инвалидов в центр парка — будем их лечить. Тащи сюда изоленту, краску, кисти…

— Знаешь, ведь у нас краскопульт есть, — оживился зампотех.

— Давай, давай, — поддержали меня пилоты, поняв гениальность идеи. Таким образом я чинил желающим автолюбителям Жигули, ввиду абсолютного отсутствия запасных кузовных деталей.

Через час нас торжественно пригласили к первым отмытым жертвам дорог. В основном это были Шестьдесят-шестые газоны, с вмятинами на крышах, крыльях и кабинах. Рядом стоял, блестя краской, отдраенный и высушенный образец — целехонький, на удивление ухоженный автомобиль, лобовое стекло которого украшала алая звездочка отличника жатвы. Водитель был под стать авто, в хорошо подогнанной по фигуре форме, с подшитым подворотничком, в начищенных сапогах, с комсомольским значком на груди. Парень разительно отличался от остальной солдатской массы, облаченной в замызганное обмундирование, с грязными, забывшими о щетке сапогами. Я назначил бравого молодца помощником. И не ошибся, сибиряк из Усть-Катава оказался на редкость старательным, аккуратным и понятливым человеком. Да к тому же женатым и страстно желающим смотаться домой в отпуск.

Вдвоем мы осматривали очередного инвалида и определяли наиболее побитое место, а затем, брали лист ватмана, мочили в корытце с водой и плотно прикладывали к соответствующей чистой и целой поверхности образцового автомобиля. Разглаживая плавными движениями, заставляли влажный ватман принимать форму крыла или двери. Затем закрепляли и оставляли сохнуть.

Под казахстанским солнцем, на легком ветерочке, ватман сох быстро. Сухую деталь снимали и устанавливали поверх вмятины на битом инвалиде, закрепляя по краю изолентой. На последнем этапе вся кабина, включая изоленту и ватман, задувалось краской из краскопульта. После успешного восстановления первого газона, скептики и бурчалы оказались посрамлены и поверили в успех предприятия.

Солдатики разбились на бригады. Одни домкратами поднимали несчастные машины на чурбаки — так любимы полковником подставки. Другие творили бумажные крылья и другие кузовные детали, третьи приклеивали сотворенное, четвертые — красили, пятые — наводили марафет, черня скаты солдатским вонючим гуталином, нанося разведенным мелом белые, ласкающие начальственный глаз ободки на колеса….

Через три дня батальон получил переходящее знамя. Воспрянувшее духом начальство — благодарность и премию. Наш экипаж пил пиво и ел гусятину на берегу дивного оазиса. Командир разрешил мне выпить только полбутылки пивка. Сказал, что предстоит ответственная работа.

Обратно неторопливо летели над шоссе, служившим отличным ориентиром. Мне выпало, в виде поощрения, самое любимое дело — сидел в кокпите на месте командира и вел вертушку, наблюдая сверху за серой лентой, бесконечной и унылой, изредка оживляемой ползущими караванами армейских грузовиков с зерном.

Дело в том, что поступал я в военное училище летчиков, но только успел проучиться первый семестр, как училище в кутерьме хрущевских преобразований оказалось спешно реорганизованно в вертолетное. Старшие курсы распределили по другим летным училищам, а оставшихся начали спешно переучивать управлять вертолетами, довольно экзотическими летательными аппаратами в то время. Едва успели курсанты совершить по несколько полетов с инструктором, как оказалось, что для обслуживания новой техники в войсках нет специалистов. Прошла очередная реорганизация и мы стали уже не пилотами, а борттехниками. Учебные вертолеты превратились в наглядные пособия, а сами курсанты вместо того, чтобы летать на винтокрылых машинах в небе, стали ползать под ними на земле. Стоит ли упоминать, что нашего желания учиться на технарей никто не спрашивал. Присягу приняли? Приняли. Родине нужны специалисты? Нужны. Вопросы есть? Вопросов нет.

Попав в вертолетный отряд я немного хулиганил. В пределах допустимого. Не переходя границ дозволенного. Так, рулил иногда потихоньку, под видом опробывания тормозов, проверки гидравлики, регулировки движка. Но уж, прямо невмочь, хотелось летать самому.

Будучи в нормальных отношениях с командиром отряда, долго летая его борттехником, проговорился о том, что несколько раз поднимал вертолет в училище, летал с инструктором. Попросил его добро на рулежку после обслуживания. Командир дал добро, а однажды, прийдя к машине в свободное от полетов время, предложил попробывать подвзлететь. Зависнуть. Получилось. Прошли по кругу. Сели. Командир подстраховывал, учил. Брал на себя ответственность. Время от времени командир проводил со мной урок, другой. Объяснял технику пилотирования. Давал изучать наставления, инструкции. Оправдывал нелегальные занятия говоря, что в жизни все может пригодится.