— Иногда приходится идти вразрез с этикетом. Простите, — я попробовала пожать плечами, но смирительная ночнушка не предполагала такого поведения жертвы.

Владычица встала. Жесткие складки платья расправились, являя взору единый сюжет: звездное небо, явленное через призму воды. Волнующееся, дрожащее, с ярко-желтыми кляксами звезд, с темными силуэтами затонувших кораблей — оно приводило в восторг. Человек в капюшоне начал ожесточенно стирать с доски написанное, но императрица остановила его легким жестом.

Она обратилась напрямую ко мне:

— Вы были на лодке с пиратами. Значит, вы преступники. Преступникам — наказание. Но Рамбла милосердна… Вы будете гостями. Вам будет комфортно. Плата — истории о жизни верхнего мира. Мы скучаем.

Голос у нее был нежный-нежный, как перезвон эльфийских колокольчиков. Я возмутилась:

— То, что мы были на лодке с пиратами, означает как раз-таки, что мы жертвы!

— Сумка вашего друга. Фальшивые удостоверения. Магическое оружие. Дамские — краденые? — украшения… Признак нечистой совести. Ты с ним. Одежда твоя — как у оборванки.

— Плохо выглядеть — это что, преступление? Как насчет презумпции невинности, владычица?

Императрица опустила взгляд, позволив густым черным ресницам потушить огни ее глаз:

— Не торгуйся со мной, девочка, знай этикет и помни, что ты жива благодаря моему указу, — медленно, властно сказала она. Ох, какая длинная по меркам Рамблы фраза-то, а!

Владычица стукнула об пол серебряным жезлом с сияющим наконечником:

— Мой дар тебе — высокое место рассказчицы. Но ты не ценишь… Жаль. Поступим иначе.

Несколько рыбьеголовых внесли в тронный зал клетку с Мелисандром Кесом. Саусбериец двумя руками вцепился в прутья перед собой, тряс их с угрожающей силой и клял «этих дохлых селёдок» на чем свет стоит.

— Мы ждем историю, — подняла подборок владычица, — А скаты ждут дозволения…

Вышеупомянутые обитатели глубин, облепившие клетку изнутри, неожиданно напрыгнули на Мелисандра. Блестящие разряды тока саданули его по плечам. Мел зашипел, как масло на раскаленной сковороде.

— Хей-хей, полегче! — сказать, что я была в шоке от этих варваров — ничего не сказать. — Будет вам история. Не знаю только, зачем…

— Нам скучно, — ровно повторила императрица.

Вот уроды. Нелогичные уроды, причем.

Вдруг порыв ветра… Впрочем, какого там ветра! Легкое изменение подводного течения сдернуло капюшон с головы человека, писавшего на доске. Ох, не зря во мне всколыхнулись воспоминания.

Подле морской владычицы стоял, понурив голову, Ол`эн Шлэйла, тихий лодочник. Ни блёсен, ни рыбьеголовый, серединка на половинку. По его собственным словам — рыбий хозяин. Выражение его выпуклых, безбровых глаз было печальным. Перехватив мой взгляд, он отвернулся.

Ол`эн Шлэйла… Я вспомнила нашу встречу. Мы с Кадией должны были разобраться с конфликтом между Шлэйлой и рыбаками-тилирийцами, которые бастовали против «тихого лодочника». Дескать, за Шлэйлой рыбы плавали, другим улова не доставалось. Казалось, мы все сделали правильно, но… Вскоре тилирийцы подожгли дом Шлэйлы. Видимо, тогда он вернулся в Рамблу. Хотя, помнится, говорил, что ему не нравится тут, мол, соотечественники считают за божество, рыбы все время рядом толкутся, жуть как неудобно.

— О чем вам рассказать, владычица? — мрачно уточнила я.

— О чем хочешь, — склонила императрица голову набок. Все ее подданные мгновенно сделали то же самое. Зеркалят, подхалимы.

И тогда я просто пересказала им дело о тихом лодочнике. Ну как — просто.

Превратила в сказку: перевела все в третье лицо, добавила красок. Представила себя рыцарем-паладином. Заменила рыбьеголового на птицеголового — живут же на востоке люди с головами чибисов… Человек-птица в моей истории пытался понять, чего боятся небеса над Шолохом — так же, как Ол`эн пытался выяснить, чего боится речное дно. Человек-птица умел слушать небо. Он узнал, что грядет большое зло, потому что кто-то допустил страшную ошибку, и теперь мир тихо рушится. Человек-птица напутствовал паладина, чтобы тот берег себя.

Наша реальная история тут бесславно заканчивалась. В вымышленной же я продолжила.

Рассказала о том, как паладин подружился с богом, как оказалось, что зло и впрямь идет. Как боги отправились на битву с тем, кого называли Зверем. Битва эта идет далеко-далеко за пределами нашего глупого мира, но не так далеко, чтобы мы могли забыть о ней… По страшному секрету я поведала, что на свете лишь двое знают, в какой мы опасности: тот, кто умеет слушать небо, и тот, кому повезло — или не повезло — оказаться в нужное время в нужном месте. Паладин и птица. Все.

Моя история заканчивалась тем, что рыцарь нёс для человека-птицы послание от богов. Но паладина похитили глупые раскормленные голуби, и теперь человек-птица отправляется на его спасение, зная, что без помощи паладина он никогда не узнает подробности о подступающем зле.

— И что, дочь верхнего мира? — владычица прервала воцарившееся молчание. — Это конец?

— Пока да.

— Плохая из тебя рассказчица!

— Что ж вы хотите от преступницы, — пожала плечами я. — Мой скудный ум не может сходу придумать что-то получше, увы. Надо будет как следует поразмышлять в тишине.

Владычица нахмурилась. Подданные зашебуршились, негодуя из-за оборванной сказки. Ол`эн Шлэйла смотрел на меня с едва скрываемым ужасом. Стая рыб вокруг него в волнении трепыхала хвостами.

Сказка ложь, да в ней намек. К счастью, мой намек дошел до цели.

— Хорошо, — сказала подводная императрица. — Завтра продолжишь. Еще раз оборвешь историю — несдобровать твоему другу.

Она щелкнула пальцами, и клетку с ругающимся Мелисандром утащили куда-то в вбок. На груди Мела я мельком заметила оба артефакта. Ну, хоть какие-то плюсы — не отобрали наш трофей.

Серебристая ночнушка наконец-то позволила мне пошевелиться. Более того, неугомонная одежда стала настойчиво подталкивать меня к выходу из зала, заставляя кланяться вельможам по дороге. Изысканные поклоны не помешали мне, впрочем, корчить зверские рожи. Ну уж нет! Не дождутся от меня учтивости эти куры подводные!

Длинными коридорами живая одежда увела меня в маленькую комнатку, и там бросила на кровать, как тряпичную куклу.

Ох.

Дверная ручка повернулась. Тихо тренькнуло — это звякнули бутылочные стекляшки, те, что у блёсен играют роль звонка.

Прахова ночнушка, прибившая меня к кровати, заинтересовалась происходящим. Она дернулась вверх, как разбуженная овчарка, и я с невольным любопытством привстала на локтях.

На пороге темнел силуэт Ол'эна Шлэйлы. Прежде чем закрыть за собой дверь, он привычно подождал, пока внутрь проскользнет его рыбья гвардия.