…Да, пришелицу мы и правда вытащили. Говорить с ней в ее странном мире мы не хотели — еще закончится Туман. Хотели расспросить здесь. Жаль, что так вышло…

— Вот что, — прервал я горемык, когда поток информации окончательно перешел в поток извинений, — идите к капитану, отрежьте второе ухо и принесите мне. Шутка. Вам просто придется побегать и поискать пришелицу. Приказ отдал я, исполнять немедленно.

* * * * *

К магии я отношусь без особого трепета. С давних пор убедился, что самые надежные и быстрые заклятия — в кошельке или в ножнах. К тому же в бывшем королевстве и магии-то толком не осталось.

Но есть несколько полезных магических штучек, действенных, как метко брошенный клинок. Например, цветочный компас. Простенькая стрелочка-перышко на доске, лежащая смирно и вдруг начинающая трепыхаться в направлении залежей цветов. Зачем такие игрушки мастерили при короле — не знаю. Но работает до сих пор. Если же за стеной запас и правда очень большой, то не просто реагирует, а вызывает Туман, а уж тот делает стену проходимой.

Было так не меньше пяти раз. Пара экспедиций закончилась тем, что смельчаки там и остались. Цветочных компасов у Братства три штуки, а так как у нас свобода, то они в одном месте не задерживаются, переходя от капитана к капитану, например, после долгой игры в карты.

Как компасы оказались у Братства? Во время мятежа погибает множество хороших предметов, в огне пожара или в озлобленных руках. Ночные братья не злятся и стараются не дать погибнуть хорошим вещам. Потому-то у нас и оказалось столько сокровищ тирана.

Когда у меня будут дети, я буду им читать на ночь сказку, как толпа ворвалась во дворец, но ничего там не украла. И мы будем смеяться вместе…

Я усмехнулся и вернулся мыслями к недавней встрече. Вот действительно сокровище старого режима — убил любовника жены, сидел в тюрьме. Кстати, и умный, и добрый — при нем в колесных залах бичи висят на стенах.

С Этьеном можно было бы договориться. Я даже пробовал четыре луны назад. Выбрал мост через пересохший канал, где точно нет ничьих ушей. Прогулялись, поговорили о том, что будет, если внезапно власть Добродетели прекратится и из Совета останется он один.

— И что ждет ваших союзников из Братства? — с улыбкой спросил я.

Этьен ответил не сразу.

— Все непричастные к убийствам будут амнистированы и войдут в стражу. Но убийства будут расследованы.

— И даже уже расследованные? — без улыбки спросил я.

— Да, — ответил Этьен. — Нам есть еще о чем поговорить?

— Нет, — ответил я, удаляясь.

* * * * *

Глупая история, случившаяся в первые дни, когда меня избрали маршалом. Когда власть меняется, кое-кто думает, что власти нет и можно делать что хочется.

Тогда-то к одному из моих капитанов пришел бастард брата блюстителя Созидания. После свержения королевской власти бастарды были уравнены в правах с наследниками, но мерзавцу уже очень не терпелось и он предложил капитану пятьсот за брата и триста за его законного сына. Капитан заколебался, бастард накинул до тысячи, и головорезы получили приказ…

Я очень сердился — убить брата министра, не спросив разрешения у маршала… Капитан лишился поживы и статуса, исполнителей выдали страже, а уж те, не жалея языка, свидетельствовали против бастарда на суде. Выдать еще и промежуточное звено было совсем против наших правил.

Блюститель Созидания так и не простил. Похоже, он, бездетный, не так любил брата, как племянника. И считает виновным меня.

Поэтому если он захочет получить всю власть в Городе, то умрет. Или умру я.

АЛИНА

Странный мир, странные люди. Конечно, если цветы не поливать, то они не вырастут. С магией, без магии — это мне неведомо. Но в сухой пыли, да еще вперемешку с камнями, даже сорняки расти отказываются, если они не кактусы, конечно.

Переубеждать развеселившихся от моих предложений лепесточников я не стала, просто пошла и выкопала еще с десяток луковиц. Одну даже расковыряла. Убедилась, что та вполне жива и прекрасно может прорасти, если ей создать нормальные условия.

Меня другое удивляет — ведь здешняя великая революция случилась не вчера. Конечно, луковицы тюльпанов прекрасно зимуют в почве, но вообще-то не консервируются там навсегда. А тут вон сидят, затихарились, словно ждут чего-то. Магии, что ли? Или просто дождя? Так неужели за все это время ни разу не было нормального ливня над этими проклятыми королевскими садами?

Странно и непонятно.

Но вопросы цветоводства пока отступали на второй план перед более насущными проблемами. Что-то надо было есть, что-то пить. Да и спать в яме, наполненной сухими листьями и травой, так себе удовольствие. Особенно с больным ребенком на руках. Конечно, тетушка Франсуаза несколько раз повторила, мол, ничего страшного с мальцом не случится, если поспит подольше. Но я не слишком в это поверила, особенно когда заметила, как оба лохматых лепесточника отводят взгляд от дрыхнущего мальца.

Что-то они недоговаривали. Бежать и сдавать нас с найденышем за выкуп вроде бы не собирались, но… Но. Кормить нас даром тоже будут вряд ли. Поэтому стоило собрать информацию, раскинуть мозгами и решить, что делать дальше.

Чисто теоретически я могу в этих полях хоть репу вырастить, хоть картошку — были бы семена. Но урожай будет не завтра, и вообще, крестьянский труд не зря считается одним из самых тяжелых. Даже при моих продвинутых по местным меркам знаниях о растениеводстве легко не будет и до урожая еще надо дожить.

А пока… я сама не чувствую ни малейшего неудобства, когда рядом ничего не цветет. «Дышать» лепестками мне не надо. И в этом имеется огромный плюс. Потому что цветы и даже засохшие бутоны, да даже лепестки от них, в здешнем мире — самая устойчивая валюта, которой измеряется все. И любой нищий попрошайка, лепесточник, прежде всего стремится раздобыть в городе этот жизненно необходимый ингредиент.

А мне пока нужны всего лишь еда и вода. Во-первых, это значит, что мои надобности стоят дешевле, а во-вторых, если, как рассказала тетушка Франсуаза, пару завядших лепестков можно заработать, сдав в лавку зеленщика меру (поллитровую плошку) почек с кустов, растущих на границе проклятых земель, то потом эти самые лепестки сменять на провиант не составит труда. А может, и одеяло какое-нибудь старенькое выменяю.

— Ты, девка, главное, к самой границе не суйся, — поучал меня дядюшка Луи, пальцами расчесывая косматую бороду и выбирая из нее часть веточек. — Проклятые земли, они все равно что песочница, а днем — так и хужей. Увлечешься, сталбыть, задохнешься и приляжешь под кустом. Никто туда за тобой не полезет, так и сгинешь. Были тута умные такие, жадные. На кустах-то вдоль границы почек поболе. Дураков мало их там собирать. Рази что совсем безмозглые найдутся, проклятью на выкорм.

Я опять не стала спорить. Только вспомнила, как ночью, перед возвращением к полосе странных кустиков, которые тогда в темноте показались мне больными, чуть ли не полчаса бродила по пустоши, приглядываясь и принюхиваясь, искала место для ночлега. И ничего не почувствовала — вот вообще. Ни плохо мне не стало, ни хорошо. Да и утром, оставив малыша спать в яме с листьями, я же ползала за луковицами. И снова все было нормально.