Постепенно рассказ мальчика перестал быть внятным — Нико явно устал. Зевал все чаще. А потом ткнулся носом мне в плечо и затих.

— Заснул, бедолага, — сказала я, пытаясь подстроиться под речь моих новых друзей.

Но они отсутствовали. Неужели лепесточникам стало неинтересно, чем все закончилось?

Я подложила под голову спящего Нико свернутую куртку — подушки надо завести со следующей получки. Собрать побольше почек и…

И обернулась, услышав тихие шаги. Луи и Франсуаза приближались с большой сетью в руках.

ЛИРЭН

Не все традиции Братства мне нравятся. Например, еженедельный ночной кутеж капитанов. Понятно, мы разбойники, значит, нам полагается обсуждать свои темные делишки с бокалом вина в руке. Все равно, когда моя власть станет крепче, возьму пример с правителей города: обсуждения за пустым столом, на нем — только бумажный лист с повесткой дня. Вот когда закончили — в соседний зал и уж там пировать.

Пока же приходится следовать традиции. Поэтому сегодня в полночь в трактире, неприметном снаружи и достаточно чисто-опрятном внутри, накрыт большой круглый стол для десяти капитанов и нескольких участников без статуса, зато с авторитетом. Это, между прочим, тоже искусство, необходимое для маршала, — не допустить к столу тех, кого почтенное собрание сочтет шушерой. И тем паче не обидеть всеми уважаемого.

Форма стола не имеет значения. Что главный я — и так всем известно.

В начале застолья — тост за удачу. Умный трактирщик — впрочем, у дурака капитаны не соберутся — заказывает для него бокалы особой выдувки, которые разбиваются только на крупные осколки. Потому что, осушив бокал за удачу, его тут же швыряют на пол. Если он не разбился, просто посмеиваются, но со временем ночные солдаты покинут такого капитана. Смекалка, сноровка, почтение к традициям — все это важно, но в нашем деле удача на первом месте.

Сегодня бокалы разбились все. Тотчас же из подсобки выскочили девицы — ночные ласточки — и принялись собирать осколки. Девицы, как вино и угощение на торжественном кутеже, тоже не абы какие — хорошенькие, свеженькие, будто дочки почтенных родителей, вчера покинувшие отчий кров. На лицах только улыбки и нет следов грубого обращения, голода или долгой бездушки.

— Славный капитан, под вашим ботинком стеклышко, приподнимите ногу.

— Ночной герой, осколок закатился под стол, дай пролезть… ой!

Осколков не так и много, но девицы все равно минуты три будут не только нагибаться, но и ползать на четвереньках между ног и ножек стола. Получать шлепки и щекотки, отвечать умеренными шутками про крепкую ладонь и не только ладонь. Потом — подливать гостям вино, приносить чистые салфетки.

Но все же их основной труд в эту ночь не официантский. Вокруг зала и на втором этаже пустые комнаты. Потому-то, получив шлепок, девицы поднимают головы, смеются, называют свое имя, говорят, что это имя тоже приносит удачу. Выпейте, поешьте, обсудите ваши капитанские дела и не забудьте про меня. Можно на секундочку присесть к вам на колешки? Все, я бегу, обсуждайте ваши мужские дела.

Ну да, вино, жаркое, девицы. Кутеж должен быть кутежом.

Под мои боты «закатились» не меньше трех осколков, хотя я подошв не поднимал. Одна девица за вежливость и неназойливость получила монету. Другая, пышная брюнеточка, сколько ни поднимала голову, сколько ни сверлила меня взглядом лакомки, осталась ни с чем. Я показал ей на слегка скованного Терсана — лейтенант, пусть и адъютант маршала, первый раз на таком почтенном заседании, лови с ним.

Конечно же, ни одной девицы я не коснулся и пальцем. Шуточки, гляделки — одно, любое касание — совсем другая история. Для меня лично. Маршал Ночного Братства имеет право на причуды.

Девицы унесли осколки, за столом из женщин осталась только Сычиха. Еще одна традиция Братства — на наш совет допускаются почтенные уважаемые женщины. Сычиха — негласный маршал, или маршалка, не знаю, как правильней назвать, всех уютных комнат в трактирах. Или заведений, куда ходят не поужинать. Если девица сбежит из одного заведения в другое с хвостиком в виде небольшого должка, именно Сычиха будет судом первой инстанции. Судит справедливо, потому и за столом.

Потому-то именно ей я доверил судьбу девочки Ли. Трактиров, гости которых лишь глазеют на девиц, не распуская рук, немного, но они есть. В такой Сычиха ее и пристроила.

На столе уже появились новые бокалы. Мы выпили за честь Братства, за то, чтобы всегда чтить наши законы и плевать на остальные. Глубокий вздох, большой глоток за тех, кто когда-то сидел за этим столом, а теперь перебрался в необозримые высоты или недосягаемые глубины — тут разные мнения. Впрочем, согласно веселым песням, кто в глубине, тот капитанит над чертями.

Потом пили просто так, отшвыривали уже не бокалы, а пустые блюда, хватали закусь, мгновенно поставленную на замену. Я улыбнулся, отметив, что, кроме жаркого, стояли и вазы с пирожными. Никто из бравых капитанов не признается, что любит сладкое — я, кстати, не боюсь. Но половина из них, как и я, из сиротских приютов, где ничего слаще моркови не встретишь, да и то если украдешь. Поэтому вазы незаметно пустели.

Понемногу от шуток и здравиц перешли к делам. Я спросил, нет ли новостей о пришелице. Нет, как сквозь землю провалилась. Или и вправду провалилась, но не вылезла.

— В мои курятники не заглядывала, — усмехнулась Сычиха.

Я кивнул — так и есть. Сычиха лучше любого сыщика из стражи выспросит-вызнает прошлое любой новой девицы.

— А к вашим лепесточникам не могла затесаться? — почтительно спросил Ухо капитана квартала Роз, богатого, серьезного квартала, несмотря на то что он граничит с проклятым пустырем.

— Выспрашивать лепесточников — дышать гербарием, — неторопливо ответил капитан, дожевав очередное пирожное. — На неделе к этой братии прибилась лишь одна нищенка с мальцом. Они ее приголубили. Странный народ…

— Ну, даже у пришелиц нет магии, чтоб за три дня мальцом обзавестись, парни дыхалкой поклянутся — она к ним не брюхатая попала, — хохотнул Ухо. — Да, кстати, Джарнет, она не могла укрыться у тебя, на твоем кладбище лодок?

Разговор пошел по кругу. Я подумал, что если девица укрылась у лепесточников, то это было самое разумное с ее стороны. Действительно, странный народ, который вроде бы и живет из милости на пустырях, и при этом общается со всеми, будто оказывает милость. Дышит одними лепестками, а может, и без них дышит — проверить трудно. Собирает шишки свежести — цветок, поставленный в отвар, дышит неделю. Маршал-предшественник хотел их погнать с пустыря вообще, заменить своими бригадами сборщиков, но ничего не вышло. Это как голыми руками охотиться на ежей — убить можно, да только добыча рук не стоит.

Кстати, у городских властей такое же мнение. Все живут законами Добродетели и Равенства, и только, но лепесточники — свободны. Не было бы Братства, пожалуй, пошел бы жить к лепесточникам…

— Ночной герой, я готова испить твои печали и горести.