волшебной накидкой, наброшенной на что-либо (в данном случае на влияние MITI на все иностранные капитальные предприятия в Японии) в надежде сделать это невидимым. Если эти критические замечания справедливы, то возникает вопрос, почему сам парламент не выполняет жизненно важные задачи по написанию и обсуждению законов. Ответ заключается в том, что японский парламент не является "рабочим парламентом" в веберовском понимании, "который наблюдает за администрацией, постоянно участвуя в ее работе". Важнейшая работа правительства осуществляется в других местах и утверждается только в парламенте. Как мы уже подчеркивали, зависимые отношения парламента с бюро зародилось в довоенной структуре. Она сохранилась и усилилась в связи с тяжелым периодом послевоенного восстановления. В конце 1940-х - начале 1950-х годов бюрократия боролась за свою политику и против вмешательства не слишком компетентных политических партий того времени, используя старую идею о том, что бюрократия отстаивает общенациональные интересы, а политические партии - только местные, частные или эгоистические интересы. Считалось, что общая мудрость принадлежит государству, а конкретная - обществу, - политическая философия, которая была совсем не чужда Японии, в отличие от некоторых демократических институтов, основанных SCAP Кодзима Акира прослеживает эту идеологию в монополии государства в эпоху Мэйдзи на установление "ортодоксии общественных интересов", а все, что не обозначено таким образом, по определению является частью частных интересов и, следовательно, подчиненным.

Группы интересов существуют в Японии в огромном количестве, но нет теории плюрализма, которая легитимировала бы их политическую деятельность. До войны партии развивали свою силу, представляя правительству частные интересы, и это наследие также перешло к их послевоенным преемникам. Одна из причин того, что частных законопроектов принимается так мало, заключается в том, что практически все они основаны на обращениях избирателей или направлены на удовлетворение каких-то особых интересов. Многие партийные политики сами принимают ортодоксальную идею о вертикальной связи между деятельностью государства и своей собственной деятельностью. "Они склонны, - пишет Кэмпбелл, - воспринимать избирателей как движимых почти исключительно партикулярными, "свиными" желаниями, а не заботой о вопросах широкой социальной политики". Хотя слияние исполнительной и законодательной ветвей власти в Японии может разочаровать либералов, с точки зрения государства развития оно имеет ряд скрытых преимуществ. В послевоенном мире Сейм заменил императорский институт в роли того, что Титус назвал "верховным ратификатором", органом, легитимизирующим решения, принятые в других странах. Как и император в соответствии с Конституцией Мэйдзи, Сейм является публичным центром суверенитета, но то же самое несоответствие между авторитетом и властью, которое существовало ранее, сохраняется и сейчас, по крайней мере, по некоторым из тех же самых причин. Однако есть одно существенное отличие: Сейм выполняет эти жизненно важные функции гораздо надежнее, эффективнее и демократичнее, чем императорский институт. Для того чтобы бюрократия могла мобилизовать ресурсы и направить их на развитие тяжелой промышленности, как это было сделано в послевоенной Японии, необходимо было сдерживать притязания групп интересов и отдельных граждан. Хотя политика бюрократии, направленная на обеспечение высоких темпов роста, в конечном итоге повысила экономический уровень всех граждан и, возможно, тем самым удовлетворила их разнообразные интересы, сами граждане не консультировались. Средства, законодательство и институты, необходимые бюрократии для реализации своих программ, принимались теми, кого Уайлдс назвал "марионеточным парламентом". Этот "марионеточный парламент", действуя через свое большинство в ЛДП, тем не менее выполнял роль посредника между государством и обществом, заставляя государство учитывать те интересы, которые нельзя было игнорировать, например, сельское хозяйство, средние и мелкие предприятия, и, в некоторых случаях, заставляя государство менять курс в ответ на серьезные проблемы, такие как загрязнение окружающей среды. В то же время оно сдерживало или заставляло идти на компромисс те группы, чьи претензии могли помешать реализации программы развития. В целом это происходило на справедливой основе, сохраняя сравнительно ровную структуру распределения доходов и трудностей.

Непровозглашенная посредническая роль парламента стала предметом пристального изучения и анализа в Японии. Хотя существует множество различных формулировок, большинство из них сводится к разделению японского общества на две группы социальных групп и институтов - центральные и периферийные (или привилегированные и рядовые, первый класс и второй класс), причем центральные группы управляют развитием государства в интересах всего общества, а не только в своих собственных интересах. Центральные институты - бюрократия, ЛДП и крупные японские деловые круги - в свою очередь поддерживают между собой своеобразные треугольные отношения. Роль ЛДП заключается в том, чтобы легитимизировать работу бюрократии и одновременно следить за тем, чтобы ее политика не отклонялась слишком далеко от того, с чем смирится общество. Отчасти это служит и собственным интересам: ЛДП всегда следит за тем, чтобы парламент и бюрократия реагировали на требования фермеров, поскольку в значительной степени зависит от перепредставленных голосов сельских жителей. Бюрократия, в свою очередь, укомплектовывает ЛДП своими кадрами, чтобы партия делала то, что, по мнению бюрократии, выгодно стране в целом, и направляла бизнес-сообщество на достижение целей развития. Бизнес-сообщество, в свою очередь, выделяет огромные средства на поддержание ЛДП у власти, хотя и не добивается таким образом контроля над партией, которая обычно ориентирована вверх, на бюрократию, а не вниз, на своих основных покровителей.

 

По мнению Каванаки Нико*, эти трехсторонние отношения иногда выглядят конфликтными, а иногда консенсусными, но оба впечатления обманчивы: группы интересов, представляющие стратегические отрасли промышленности, которые он называет "группами прайм-контракторов", всегда находятся в привилегированных отношениях с бюрократией. Однако иногда они вступают в конфликт с частными компаниями. Правительство будет идти навстречу, искать компромиссы, договариваться о слияниях, предлагать финансовые стимулы, противостоять иностранным конкурентам и т.д., но при этом оно будет навязывать отраслям новые условия, отвечающие целям правительства.

Если же речь идет об аутсайдерах, например, о группах потребителей, местных защитниках природы или группах, враждебно настроенных к союзу с США, то политика правительства сводится к их игнорированию или, если они становятся очень влиятельными, к поиску компромисса с ними через ЛДП. Японцы понимают эти отношения и поддерживают их не из принципиальных соображений, а в силу достигнутых результатов. У них сформировалась структура, которую Каванака называет "организационным двойным зрением", подразумевая под этим тенденцию подчиненных или зависимых частей структуры воспринимать намерения доминирующих или руководящих частей и формулировать свою собственную политику так, как если бы политика вышестоящих была их собственной. Для сторонних наблюдателей все это выглядит как консенсус, но на самом деле продиктовано расчетом баланса сил и ощущением уязвимости Японии. Вместо консенсуса Каванака предлагает концепцию "взаимосвязанного принятия решений", которая признает симбиотические отношения между бюрократией, ЛДП и деловыми кругами. Характерными чертами таких взаимосвязанных решений, по его мнению, являются бюрократическое руководство, скрытая ответственность и фиктивные родственные