Ознакомившись с обстановкой в советской Миссии и побеседовав с ее сотрудниками, Матвеев нанес визит командующему союзными войсками в Баварии генералу Де Кюну. Встреча носила представительский характер и свелась к общим декларациям. На следующий день Матвеев посетил Бюро по перемещенным лицам, где и проходил основной фронт работ. Его глава — Эдуард Лонгле — оказался человеком общительным и встретил русского коллегу доброжелательно. В завязавшемся разговоре он ненавязчиво прощупывал Матвеева наводящими вопросами. Их характер подсказывал опытному контрразведчику, что Лонгле, вероятно, связан с французскими спецслужбами, но он не подал вида и продолжал играть роль советского армейского офицера.

После обсуждения вопросов, связанных с порядком взаимодействия представительства советской Миссии и Бюро, Лонгле предложил Матвееву познакомиться со своими сотрудниками, организацией их работы и провел по кабинетам. В одном из них внимание Матвеева привлекла элегантная, модно одетая молодая фрау. Присмотревшись, он не поверил своим глазам — это была Рената Лонге. Она мало походила на ту скромную девушку, которую он впервые увидел в Целендорфе. Перед ним находилась словно сошедшая с глянцевой обложки дорогого журнала фотомодель.

Они встретились взглядами. На лице Ренаты не дрогнул ни один мускул. Она скользнула по Матвееву безразличным взглядом и снова обратилась к документам.

«Неужели не узнала?! Но этого не может быть! Или не хочет узнавать? Но почему?» — недоумевал Матвеев.

Он гнал прочь мысль, что вместо друга и соратника в лице Ренаты он встретил врага. Но, к сожалению, опыт контрразведывательной работы все меньше оставлял места для сомнений.

…Так где же ты была настоящей? В Целендорфе или здесь? Вот это влип!» — вихрем пронеслось в голове Матвеева, и леденящий холодок окатил спину.

Лонгле не заметил произошедшей в нем перемены и продолжал рассказывать о проблемах, возникающих в работе с перемещенными лицами — выходцами из Прибалтики и Западной Украины. Матвеев слушал вполуха и думал о том, как вести себя с Ренатой. Она неторопливо листала документы и делала пометки. На миг их взгляды встретились, и ему показалось, в глубине ее глаз вспыхнул и погас знакомый задорный огонек.

«Узнала! Значит, не все потеряно, Саша! — оживился Матвеев и искал предлог, как остаться наедине с Ренатой, но Лонгле следовал за ним как тень, и от этой затеи пришлось отказаться.

В Миссию Матвеев возвращался в смешанных чувствах. К радости встречи с Ренатой, казавшейся щедрым подарком судьбы, примешивался тяжелый осадок подозрений о ее возможной связи со спецслужбами Франции. Для подозрений имелись веские основания. То, что на работу в Бюро брали сотрудников не с улицы, для Матвеева не составляло тайны. Не составляло тайны и то, они подвергались тщательной проверке в контрразведке. И здесь у него снова возникли серьезные сомнения в том, что неопытная Рената могла ее выдержать. Косвенным подтверждением тому служила загадочная гибель резидента Михайлова.

Матвеев снова и снова пытался осмыслить сложившуюся ситуацию, чтобы определиться, как действовать дальше и не угодить в западню французской спецслужбы. Здесь многое, если не все, зависело от первого шага, который мог стать и последним. Об этом ему напоминала судьба Михайлова. В своей оккупационной зоне французы не церемонились, при малейших подозрениях действовали жестко и не прощали ошибок.

«Так кто ты, Рената Лонге? С кем ты?» — задавался вопросами Матвеев и не находил ответов.

За семь месяцев, прошедших с того дня, когда агент Hoffnung (Надежда) с заданием Смерша отправилась во французскую оккупационную зону, многое изменилось. Ветры холодной войны, повеявшие между бывшими союзниками по антигитлеровской коалиции, стремительно меняли мир и саму Германию. Страна, разделенная на оккупационные зоны, все больше напоминала два враждебных лагеря. Пропасть отчуждения между восточными и западными немцами становилась все глубже. Они снова оказались жертвами новой, пока еще тайной войны. Счет потерь шел на десятки, первыми гибли разведчики и их агенты.

«Так что же делать?! Что?» — искал выход Матвеев.

На помощь товарищей-контрразведчиков рассчитывать не приходилось, они находились за сотни километров, в Восточной Германии. Сотрудники Миссии — армейские офицеры, сержанты и рядовые — в деле разведки тоже были не помощники. О его тайной деятельности они не подозревали. Взвесив все за и все против, Матвеев решил взять паузу и понаблюдать за тем, как поведет себя французская спецслужба. В течение следующих четырех дней при выходах в город и поездках по лагерям, где содержались репатрианты, он бросал ложные следы — зацепки, чтобы обнаружить слежку. Она себя никак не проявила, это укрепляло уверенность Матвеева в надежности агента Надежды — Лонге. Теперь его занимало другое: как так организовать явку, чтобы не привлечь к ней внимания Лонгле и французской спецслужбы.

Наступила пятница. Впереди были выходные — подходящий повод для коллективного выезда сотрудников Миссии на рыбалку. Матвеев решил воспользоваться этим обстоятельством, чтобы найти подходящее место для встречи с Ренатой. Он обратился к карте. Его взгляд остановился на озере Шварцвальд. По рассказам бывалых рыбаков — сотрудников Миссии, оно славилось отличным клевом. Но главное достоинство озера состояло в том, что неподалеку от него проживали родители Ренаты. Более подходящего для конспиративной встречи места трудно было найти.

Рабочий день подходил к концу. Матвеев бросал взгляды на часы, торопил время и сгорал от нетерпения поскорее провести разведку местности. Стрелки приближались к 18:00. В кабинетах Миссии началась оживленная суета: звучали веселые голоса, из кладовок извлекались и проверялись рыболовные снасти, гремели котелки, во фляжках булькала водка. За окнами, во дворе урчали двигатели машин.

У заядлого рыбака Матвеева уже чесались руки поскорее взяться за удочку, когда заработал телефон. Звонил Лонгле, его голос срывался. Ссылаясь на конфиденциальность информации, он не решался раскрыть содержания происшествия, произошедшего в Бюро, и просил немедленно приехать.

Чертыхаясь и проклиная в душе Лонгле, Матвеев швырнул снасти в шкаф, переоделся и спустился к машине. На выезде из Миссии его остановил старший лейтенант Константин Борисов и сообщил о массовых беспорядках среди репатриантов, произошедших в лагере под городом Ульм.

«Час от часу не легче! Не многовато ли ЧП для одного дня?» — подумал Матвеев, и в нем ожили недобрые предчувствия. — А что если это провокация? Через Лонгле тебя заманивают в ловушку! Все, Саша, хватит себя накручивать! Надо ехать! Но страховка не помешает», — решил Матвеев и распорядился:

— Костя, пересаживайся ко мне!

— Как скажете, товарищ подполковник, — принял к исполнению Борисов и уточнил: — Куда едем?

— В Бюро, там тоже ЧП.

— ЧП?! Так у них, кроме бумаг, ничего нет!

— Давай не будем гадать, на месте разберемся! Садись! Садись, поехали! — торопил Матвеев.

По дороге к Бюро он строил разные предположения, худшее из них — провокация — не подтвердилось. Об этом говорил потерянный вид Лонгле и его сотрудников. И тому имелась веская причина: накануне отправки очередной партии репатриантов в Советский Союз были ошибочно сожжены учетные дела на два десятка человек. Задержка с их отправкой могла вылиться в крупный скандал и грозила Лонгле серьезными последствиями. Матвеев не преминул воспользоваться ситуацией, чтобы в лице начальника Бюро хотя бы не иметь противника. Он предложил, не поднимая лишнего шума, восстановить уничтоженные дела по учетным карточкам, хранившимся в Бюро. Лонгле, как за спасительную соломинку, ухватился за предложение.