– Здравствуйте, Муза Павловна, – улыбнулась в ответ Глаша, честно признавшись: – Я тоже скучала. – Протянула коробку с тортом: – Вот это вам.

– Благодарю, – рассмотрев торт, поблагодарила соседка и посмотрела на девушку: – Вы запомнили, что отдаю предпочтение именно этому фруктовому торту, когда позволяю себе сладкое. Это очень приятно. – И спохватилась: – Да что мы тут с вами расшаркиваемся как посторонние люди. Проходите скорей за стол, вы ведь с работы, устали и голодны, а я вас политесом мучаю.

И от этой её суетливой заботы, от этого «расшаркиваемся политесом», как частенько говорила-шутила её любимая бабуленька Полина, Аглая вдруг почувствовала, как в груди разливается тёплое чувство, чуть щемящее неизбывной тоской по ушедшей бабуле, которая всегда с ней: в её душе и мыслях. Такое уютное, потрясающее ощущение защищённости, что ли, а может, и любви.

– Вы расстроились? – чутко среагировала на перемену настроения девушки Муза Павловна.

– Нет, – улыбнулась сквозь накатившие и удержанные слёзы Аглая и выдохнула с теплотой: – Просто рада вас видеть.

Поскольку день уж давно уступил вечеру, они недолго засиделись за столом, Глашка откровенно устала, да и Муза Павловна, насуетившись по хозяйству, растратила всякую энергичность. Но они с удовольствием пили как всегда потрясающе душистый и вкусный чай, что заварила хозяйка, и уплетали волшебный пирог – вернее, уплетала в основном Аглая, хозяйка же ограничилась небольшим кусочком. И разговаривали, разговаривали вроде как не о чём-то значимом и личном, а на поверку получалось, что именно о таком.

– Вы почему так быстро вернулись, Муза Павловна? – спросила Аглая. – Лето заканчивается, сейчас за городом, на даче красота же какая. Я точно знаю, мы с родителями много лет живём в своём доме, в Подмосковье.

– Да-да, – покачала головой, соглашаясь с ней, Муза Павловна. – Мне Алексей рассказывал, что ваш папа сам построил дом, и фотографии и видео показывал. – И поделилась своими впечатлениями от демонстраций Лёшкиного хоумвидео: – Прекрасный дом, красивый, удобный и уютный.

– Да, – улыбнулась тепло Аглая, – дом у нас просто замечательный и участок чудесный. – И, отчего-то разоткровенничавшись вдруг, принялась рассказывать: – У нас же папа военный инженер-строитель, подполковник инженерных войск. Мама с ним по всей стране помоталась по тем объектам, на которые его направляли служить. Сначала они вдвоём были, потом с Лёшкой и со мной…

Аглая не уловила того момента и даже не сообразила, отчего её неожиданно затянуло в воспоминания и подробности той далёкой жизни, казавшейся теперь, отсюда, из настоящего, какой-то нереальной, ненастоящей, словно фильм про прошлое.

– Знаете, я ведь маленькая совсем была и не помню, насколько тогда тяжело и невероятно трудно приходилось родителям и как они жили-служили да выживали. Ну и, понятно, взрослые и даже Лёша старались меня оградить от чернухи и дать всё самое лучшее. Только, как ни ограждай ребёнка, окружающую действительность никуда же не денешь и людей в ней живущих тоже. В четыре года я уже чётко понимала, что нельзя канючить, капризничать и выпрашивать ничего: ни шоколадку, ни игрушки, никакое «баловство», как говаривала бабуля. И научилась не просить.

…Это детское «просветление» произошло с маленькой Глашенькой в те самые четыре года, после одного запомнившегося на всю её жизнь случая. Они ехали с мамой в трамвае, и рядом с ними сидела женщина в возрасте с маленькой девочкой, приблизительно ровесницей Глашеньки. Женщина очищала большой оранжевый апельсин от кожуры, а девочка трясла нетерпеливо руками, сучила ножками и поторапливала:

– Ну давай быстрей, бабуля, я хочу прямо сейчас!

– Всё уже, всё. – Отделив одну дольку от оранжевого шара, бабушка протянула внучке лакомство.

Апельсин был такой пахучий, такой большой и невероятно прекрасный, девочка ела его, и от каждого укуса сок брызгал в разные стороны и стекал у неё по ладошке.

И его совершенно головокружительный аромат разносился на весь трамвай.

– Мама, я тоже хочу апельсин, – посмотрела на маму просительно Глашуня.

А мама молча поднялась с сиденья, взяла дочь за ручку, и они вышли, как только трамвай остановился. Это была не их остановка, но они зачем-то вышли. Мама поставила Глашу перед собой, присела перед ней на корточки, взяла за обе ладошки, посмотрела дочери прямо в глаза и объяснила:

– Если ты очень-очень хочешь апельсин, прямо сильно-сильно, до невозможности терпеть, то я тебе его куплю. Но тогда, Глашенька, у нас получится такая история: либо папа, Лёша, я и ты, мы все едим кашу, либо, если я покупаю тебе апельсин, то на кашу денег у нас уже не хватит и все мы останемся голодными. Мы будем радоваться, что тебе хорошо, что ты получаешь удовольствие от такой прекрасной вкуснотищи. Но чувствовать мы себя будем точно так же, как только что ты чувствовала себя, когда девочка рядом с тобой ела фрукт, а ты не могла. – И спросила, едва справляясь со слезами: – Понимаешь, малышка?

Глаша смотрела на маму, представляя мысленно всё, что она ей сейчас сказала. Себя, уплетающую оранжевое чудо, отрывая от него одну за другой дольки… Как надкусывает, а оранжевые брызги сока разлетаются во все стороны… Она даже ощущала вкус апельсина во рту и чётко видела: сидящие напротив неё на диване, оставшиеся без каши родные смотрят, как она наслаждается своим фруктом.

– А если апельсин на всех поделить? – уточнила Глаша у мамы.

– Тогда каждому достанется лишь очень маленький кусочек, которым не наешься, и все всё равно останутся голодными.

– Ну ладно, – приняла решение маленькая Глашка, тяжело, смиренно вздохнув, – пусть будет каша для всех, хотя кашу, мамочка, я не очень люблю. Но, когда я вырасту и заработаю много денег, я всем нам куплю апельсины.

– Договорились, – покивала мама и, притянув доченьку к себе, обняла крепко-крепко, за спиной у Аглаи торопливо смахнув рукой выступившие слёзы, чтобы доченька их не заметила. Она и не увидела, зато почувствовала, что мама старается не плакать.

Через несколько лет их семья как-то достаточно быстро, всего за полгода, наверное, начала жить по-другому, и уже отпала необходимость выбирать между сытной кашей для всей семьи или цитрусом для одного ребенка. А у Глаши появились апельсины и мандарины, и даже бананы и шоколадки, и игрушки, куклы и розовый велосипедик, который она обожала и гоняла на нём лихо, при любой возможности, и всякое другое прочее, чего раньше у ребёнка не было и в перспективе даже не ожидалось.

– Папа и два его близких друга уволились из армии и пошли в строительный бизнес, – рассказывала Глаша.

Сначала работали на хозяина большой строительной компании, а потом и свою фирму открыли, придумав интересный, как сейчас говорят, стартап и изобретя какие-то ноу-хау