— Если ты, как истинный глава семьи, считаешь своим долгом заботиться о ней, то мой отец — скопидом, его интересуют только деньги. Ему хотелось наследника, а я всего лишь сосуд, способный его выносить. Я рассказывала тебе о выкидышах мамы. До сих пор я и понятия не имела, насколько это должно было быть для нее ужасным. Но я всегда чувствовала себя обязанной повиноваться их воле, ведь мама так страдала ради меня. Могу предположить, учитывая ее слабое здоровье и наверняка нервные срывы после очередной неудачи, что с интимной близостью у них не все было гладко и отец изменял маме. Так что не в очень-то благополучной семье я росла.

К ее удивлению, Алесандро пристально смотрел на нее, в его взгляде читались не то забота, не то сочувствие.

— Не жалей меня. В этом нет смысла. Что было, то было.

Вздохнув, он подошел к ней и протянул руку.

— Что?

— Слышишь музыку? Давай потанцуем.

— Да? Здесь не так уж и просторно.

— А нам и не нужно много места. Я обниму тебя и прижму к себе покрепче.

Октавия подала ему руку и встала. От его прикосновений по коже побежали мурашки. Как ей знакомы эти ласки! Прижавшись к нему, она поняла, что он возбужден. Она и не надеялась, что до сих пор желанна.

— Ты знаешь, я не могу…

— Знаю, но все равно хочу обнимать тебя. Жаль, что ты раньше не рассказывала мне о родителях. Ты же ведь хочешь для Лоренцо лучшего, правда? Мы способны на большее, Октавия, я тебе обещаю. Просто давай попробуем, оба постараемся.

Он нежно поглаживал ее по спине.

— Я полагаю, нам предстоит набраться мужества, если учесть то, что спать вместе мы не можем.

— Мы будем спать вместе, дорогая.

Октавия инстинктивно принялась отталкивать его. Взгляды их встретились. Наверное, он почувствовал, как бешено забилось ее сердце.

Они точно слились воедино, не в силах пошевелиться, пойманные в клетку ожидания.

Сейчас он ее поцелует.

— Ты хочешь этого?

— Я же тебе сказала: не могу.

— Я не об этом спросил.

Память рисовала перед ней давнюю картину, как спустя несколько дней после бала Алесандро надевает ей на палец кольцо со словами: «Ну, скрепим сделку?»

Октавия нервничала, а поняв, на что он намекает, испугалась. Не то чтобы она ни с кем не целовалась, просто не было подобных чувств. Жар окутывал ее, нервы точно звенели. Она инстинктивно приоткрыла губы, чувствуя прикосновения его языка. Октавия обожала целовать мужа, это было ни с чем не сравнимое ощущение. Однако сейчас нельзя соглашаться. Она не отрываясь смотрела на его губы, и ее плотным облаком окружали сомнения. Она вот-вот сдастся, проиграет сражение.

Ведь она очень хочет этого поцелуя.

Алесандро наклонил голову.

Октавия ожидала триумф, радость победителя, властность, но поцелуй вышел легким и нежным, неспешным, хотя и настойчивым. В конце концов она сдалась. Обвив руками шею мужа, прижалась к нему, перебирая его волосы, словно бы наказывая его за долгую разлуку и ожидание. Как же ей не хватало этой сексуальной энергии и возбуждения. Она страстно целовала его и стонала от гнева и облегчения.

Сандро крепко обнял ее, поглаживая и лаская властно и уверенно. Приподнял ее на руки. Ее ноги обвились вокруг его талии. Точно кошка, она терлась о него, покусывая ему губы. Хотелось укусить больнее. Он отвечал не менее страстно, обнимая так, словно хотел защитить от всепоглощающего пламени, вспыхнувшего между ними. Так они и стояли, обнявшись и тяжело дыша.

К своему ужасу, Октавия вспомнила, что они в ресторане. Из других залов доносилась музыка и приглушенные голоса. Она закрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями. То, что произошло, пугало. Ничего подобного между ними раньше не происходило. А что будет, когда она поправится и врач снимет запрет на сексуальную жизнь? Да они просто порвут друг друга на части.

— Больно прикасаться, не имея возможности обладать тобой. Ощущать аромат твоих волос, чувствовать твое тело, целовать тебя, не имея продолжения. Больно, Октавия. Вот почему я остался в Неаполе. Но сейчас не позволю тебе покинуть меня.

Октавия пыталась заставить себя думать и не могла. Дрожа всем телом, хотела его, хотела верить, что между ними все еще возможно.

— Ты даже не извинился. — Ее голос дрожал.

Его лицо исказила гримаса боли.

— Мне очень жаль, что я воспринимал тебя как данность и недооценил кузена. Как я могу просить тебя о прощении, когда сам себя не простил.

Ее сердце сжалось от сочувствия. Хотелось сказать, что теперь все в порядке, но это было бы ложью. И Сандро это знал. Он вовсе не бесчувственный, осознание этого наполнило ее надеждой. Он очень нежно провел пальцами по ее щеке, отводя пряди волос от лица. Рука коснулась ее подбородка и скользнула вниз по шее.

— Мы будем спать вместе в Италии. Пока ты здесь, отдыхай как можно больше. Поправляйся.

Ей показалось, что он говорит не только о физическом исцелении, но и о раненой душе. Взглянув на мужа, вдруг подумала, что они на верном пути, а иначе почему его прикосновения кажутся магией, губы сами тянутся к его губам. Ведь это он безраздельно завладел ею во время медового месяца, завоевав ее сердце заботой и вниманием.

Официант подал следующее блюдо, но они так и стояли, глядя друг другу в глаза. Алесандро еще раз очень нежно поцеловал жену и медленно отпустил. Пока она шла к столу, ее тело горело от его прикосновений.

Три недели спустя они отправились в Неаполь. Прямиком в Кастелло ди Ферранте к деду Сандро. Этот визит не должен был занять больше одного дня, однако оказалось, что в гости слетелась вся семья, кто-то даже на долгое время. Октавия всегда считала затянувшиеся визиты незаконным проживанием на чужой территории. Среди гостей была, например, младшая сестра Сандро. Совсем недавно она покинула дом, увлеченная модельной карьерой, и большую часть времени проводила в Милане, Париже и Нью-Йорке. Октавии нравились сестры мужа, но у двух старших были семьи, и жили они далеко, потому встречи были нечастыми. А уж кузенов и кузин и вовсе было не счесть. Алесандро со многими поддерживал близкие отношения. Было странно вот так оказаться в кругу большой семьи. Будучи единственным ребенком в семье, Октавия чувствовала себя белой вороной в краю, где большие семейные приемы и праздники были нормой. Оттого она и хотела стать частью такой вот дружной семьи и подозревала, что с возрастом превратится в типичную итальянскую матрону, квохчущую над сорокалетним сыном. Однако пока нужно было привыкать к многочисленным родственникам. К тому же, в отличие от итальянских женщин, она никак не могла представить себя матерью семейства, центральной фигурой. Всякий раз, приезжая к деду Сандро, она считала, что к ней относятся как к временной гостье, которую сложно терпеть.