Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И кто же ему это внушил?
Она снова задиристо вздернула подбородок.
— Да хотя бы и я — когда рассказала ему, что его отец погиб от руки англичанина и он никогда его больше не увидит!
Гэлан вскочил, словно застигнутый на месте преступления.
— Ты знаешь, как это случилось?
— Нет, никто из его спутников не вернулся — наверное, боятся ответить за него перед кланом! Во всяком случае, он наверняка погиб, и этого знания мне вполне достаточно.
Гэлан вдруг кое-что вспомнил:
— Сиобейн, я хочу, чтобы ты не прятала мои подарки, а сшила себе много новых нарядов!
— Я подумаю.
— Впервые вижу женщину, которая не желает получить новое платье!
— Ваши прежние подруги не имели ничего общего со мной, милорд!
Он рассмеялся и тихо произнес:
— Уж в этом, милая женушка, можешь не сомневаться!
Сиобейн заворожено смотрела на этого мужчину, ставшего сегодня ее мужем. Он был живым воплощением всего, что она ненавидела в мужчинах: заносчивости, тирании, жестокости. Она по-прежнему не верила ему. Их брак — просто сделка. Но почему тогда сердце так сладко замирает в груди всякий раз, стоит ему прикоснуться к ней?
Он обнял ее за талию и привлек к себе. Этого оказалось достаточно, чтобы тело окатила жаркая волна. Да, он безжалостен и могуч, и все же когда он обнимает ее… Господь свидетель, он делает это так осторожно, словно Сиобейн — самое хрупкое создание на свете. Так ласково не обращался с ней ни один мужчина на свете.
— Я прошу тебя о поцелуе, Сиобейн! Я не требую, не приказываю. Я прошу!
Она пытливо заглянула ему в глаза и успела заметить промелькнувшую там искру непривычного смущения и даже страха. Тронутая до глубины души, она положила руки ему на плечи и привлекла к себе.
— Пока нас никто не видит, — прошептала она ему в губы, готовая поклясться, что уловила их легкую дрожь.
Их губы сомкнулись, и таившаяся под спудом страсть вырвалась наружу. Они застонали, упиваясь этим поцелуем, разжигавшим все большую жажду. Гэлан задрожал всем телом и прижал ее к себе что было сил, не в состоянии больше сдержаться. Она приникла к нему, покорная, податливая, не размыкая дивного плена своих объятий.
Гэлану все это казалось сном: никогда в жизни ему не приходилось получать такое наслаждение от простого поцелуя. Эта женщина свела его с ума, приворожила одним видом своего молодого, обещающего любовь и ласку тела.
— Милорд… Ох, простите!
Они нехотя разомкнули объятия и не сразу нашли в себе силы обернуться.
— Ну что там, Де Клэр?
— Ваши преданные вассалы хотели бы пожелать вам счастья, сэр!
— Ступай в постель, жена! — приказал Пендрагон и добавил так, чтобы слышала только она: — Спи спокойно, Сиобейн. Клянусь, сегодня я больше ничего у тебя не потребую. — Ведь она и так рассталась со своей свободой. Насколько он успел изучить ее характер, принцесса ни за что не пошла бы на такую сделку, если бы между ними не протянулась едва ощутимая нить надежды. И хотя у Гэлана темнело в глазах от неутоленного желания, ни за что в жизни он не рискнул бы оборвать эту тонкую нить. Сиобейн подняла на него глаза и прошептала:
— Но ведь они узнают…
— Они ничего не узнают, — заверил он, прижав палец к ее губам.
Гэлан заметил что-то у нее за спиной, и его лицо окаменело. Сиобейн обернулась: Коннал одиноко стоял в дальнем углу зала, стиснув маленькие кулачки и не спуская мрачного взгляда с мужчины, стоявшего рядом с ней.
— Ступай к нему, — подтолкнул ее Гэлан. — Сегодня вечером ему лучше побыть с матерью.
Он обречено вздохнул. Вот и еще один ирландец, с которым придется сражаться за право на эту женщину.
Сиобейн осторожно выскользнула из спальни Коннала, чувствуя, как вскипают в глазах не пролитые слезы. Она начинала бояться, что нанесла своему ребенку неизлечимую рану, — так неистово возненавидел этот ласковый и преданный малыш нового хозяина Донегола. Прислонившись лбом к тяжелой двери, принцесса молча просила Господа помочь ей убедить сына в неизбежности этого шага. Им не суждено вырваться из-под руки короля Генриха — а значит, следует найти способ устроить так, чтобы бедствия, сотрясавшие в последние годы страну, обошли Донегол стороной.
— Сиобейн! — Она обернулась и увидела Рианнон. — Мы пришли, чтобы приготовить тебя к брачному ложу.
Уж не зависть ли промелькнула в глазах у младшей сестры?..
— Я уже была замужем, мои милые. И мужские повадки для меня не в новинку.
Ступайте-ка лучше спать!
Женщины охотно удалились. Осталась одна Рианнон. Сиобейн подступила к ней вплотную:
— Признайся, тебе что-то известно о Йэне? Это он пытался напасть на солдат моего мужа?
— Нет! — заверила Рианнон. — А это правда, был он?
— Йэн уверяет, что нет.
— А ты ему не веришь?
— В последнее время слишком трудно сказать, что у него на уме.
— Если он и правда напал, то только из-за тебя. Он по-прежнему тебя любит!
— Если Йэн не присягал королю Генриху, у него есть причина развязать войну. Он уверен, что я слишком хороша для своего нового мужа.
Рианнон покраснела от стыда, но решила высказать свою мысль:
— Прости, но сегодня вам предстоит брачная ночь. Так почему бы не воспользоваться ею ко всеобщему благу?
— Ради всего святого, не пытайся уговорить меня, его предать! И вообще следи за тем, что болтаешь, — не ровен час, он услышит! Тебя мигом окрутят с Де Клэром, а то и вовсе отошлют обратно к Макмюрроу!
Рианнон нервно облизнула пересохшие губы:
— Ты же знаешь, что мое сердце давно занято! Принцесса лишь развела руки в полном отчаянии.
— Твое сердце занято человеком, которому не суждено вернуться в эти края! А ты могла бы и поумнеть за столько лет! Посмотри на меня и постарайся обрести свое будущее с тем, кто тебе предназначен!
Взрыв хохота заставил Сиобейн выглянуть в главный зал.
Веселье было в самом разгаре. Под гомон друзей Пендрагон выпил свой эль, вытер ладонью губы и, увидев ее в дверях, отсалютовал кружкой. Сиобейн покачала головой. Не хватало еще, чтобы пьяные дружки волоком притащили его к ней в постель.
При одной мысли об этом она вздрогнула. Ей нравились его поцелуи — они позволяли забыть обо всем и хотя бы на несколько минут снова стать просто женщиной.
Припомнив намеки Рианнон и окончательно разозлившись, принцесса метнулась в свою комнату. Та все еще была завалена подарками Пендрагона, и среди них куда-то подевалось ее любимое старое платье. Она как раз разворошила очередную кучу тряпья, когда дверь затряслась от ударов.