Говоривший не был красив. Большое, будто бы вырубленное из камня лицо с грубыми чертами и стриженные ежиком черные с проседью волосы странно контрастировали с наивными карими глазами. Такие глаза бывают у щенков.

Карлинский улегся на кафедру внушительным животом, сложил, переплетя толстые пальцы, перед собой кисти рук, и, доброжелательно оглядывая аудиторию, басовито продолжал:

– Когда мне было восемь лет, у меня умерла матушка. Похороны вышли невероятно пышными. Вместе с отцом и сестрой я стоял у гроба, ко мне подходили совершенно незнакомые люди, жали руку, говорили, чтобы я держался, был молодцом и все такое прочее в подобном замечательном роде. Они говорили – я слушал. И важно кивал, обещая, что буду молодцом. И что буду держаться. В результате собственная значимость в глазах всех этих людей произвела на меня столь сильное впечатление, что на протяжении полугода каждый вечер, стоя перед зеркалом, я разыгрывал сцену похорон. Теперь я хоронил отца. Делал грустное лицо, старался не заплакать, даже сочинил надгробную речь. Я ждал, что вот-вот папа умрет, и мой триумф повторится. Но отец все не умирал, и я подумал, что лучший способ опять покрасоваться на похоронах – убить его. И я на полном серьезе разработал план убийства живучего родителя. Но в какой-то момент я понял, что папа сильнее меня и с убийством ничего не выйдет. Только это и спасло его от верной смерти.

– Что, реально на отца бы бросились с ножом? – насмешливо крикнули с галерки.

– Безо всяких сомнений, – тепло улыбнулся лектор, поправляя лежащую рядом с его локтем стопку книг. – Я вовремя оценил свои силы и отказался от нелепой затеи – во мне сработал внутренний цензор, который сказал мне: «Боря, стоп!» А испугался я уже значительно позже, когда осознал, что из-за глупой гордыни чуть не лишил жизни близкого человека. Испугался так, что начал заикаться и мочиться в постель. И, покопавшись в себе, я понял, что во мне живут демоны. И, чтобы научиться ими управлять, пошел в психиатрию. Выучился, худо-бедно приручил своих демонов и живу с ними в относительном мире и согласии.

Лектор сделал едва заметное движение локтем, и стопка книг с грохотом упала на пол. Зал вздрогнул и пришел в движение. Стараясь понять, что же случилось, кто-то привстал на кресле, кто-то, вытянув шею, подался вперед.

– Прошу обратить внимание – это учебники, которые вам не нужны. Книги по моему предмету вам еще не скоро понадобятся. Сначала загляните вглубь себя, и только потом переходите к учебникам. Исходя из всего вышесказанного, вот вам задание на дом: выписать столбиком тайные мысли, чувства, желания. Те, которые вы скрываете даже от самих себя. Будьте честны с собой и не пытайтесь казаться лучше, чем вы есть. Ибо, как говаривал Карл Густав Юнг, «встреча с самим собой принадлежит к самым неприятным». На сегодня все. Спасибо за внимание. Берегите себя и не пейте много пива.

Он распрямился, убрав локти с кафедры, ослабил галстук, одернул полы щеголеватого, с заплатками на локтях, льняного пиджака и, невероятно грациозный для плотной своей комплекции, спустился с возвышения в аудиторию. Бережно поднял валяющиеся на полу учебники, каждый отряхнул и заботливо убрал в кожаную сумку. Закинул сумку на плечо и шагнул к дверям.

Я смотрела на Карлинского и удивлялась – как могут так хорошо сидеть джинсы на столь неспортивной фигуре?

Между тем Лада поднялась и двинулась следом за лектором. Мы вышли из аудитории и столкнулись с улыбчивым толстячком с блестящей лысиной. Он уже принял Карлинского под руку и уводил к окну, грозя пальцем и смешно морща нос.

– Боречка, твои лекции становятся все короче и короче, – доносилось до нас его сопрано. – В этот раз ты уложился за полчаса против прошлогодних сорока минут.

– Не морочь голову, Игорек, – беспечно отмахнулся Карлинский. – Словоблудие сушит мозг.

– Вас послушать, доктор, так кругом одни маньяки, – хихикнул толстячок.

– Может, и не кругом, но в твоем институте их точно хватает. Обычные люди на психиатра, да еще, пардон, криминалиста, добровольно учиться не идут. Что-то должно к этому подтолкнуть.

– Ты сейчас куда?

– В институт Сербского. Нужна экспертиза одного красавца.

– Что за красавец?

– В прямом смысле слова. Считал себя недостаточно красивым, в этом видел проблему и даже вступил в интернет-сообщество таких же страдальцев, на которых девицы не обращают внимания.

– Знаю такие группы. Неудачники делятся мыслями по поводу порочной природы женщин, не способных оценить их душевную красоту. Всем же известно, что девкам подавай точеные носы и мускулистые торсы.

– Вот и мой красавец проникся этими беседами и сделал семь пластических операций. Увеличил подбородок, выпрямил нос, приподнял скулы. Сделал раскосыми свои глупые бараньи глаза, накачал силиконом губы, зад и бицепсы, что, как ты понимаешь, диагностируется как дисморфофобия и дисморфомания[4] в чистейшем своем проявлении. Но даже после того, как он сделался неотразим, аки Аполлон, девчонки не смотрели в его сторону больше одного раза. Просто потому, что он – самовлюбленный идиот, не замечающий в этом мире никого, кроме себя. И сей конфуз становится очень заметен, когда парнишка открывает рот и принимается изрекать банальнейшие сентенции.

– Само собой, в своем фиаско он обвинил тупых сучек.

– Ага, и начал их наказывать. Проще говоря, убивать.

– Психопат, вменяемый на все сто процентов.

– Надо еще раз с ним поговорить. Надеюсь, расскажет, где спрятал тела и сколько всего было жертв.

– Тогда до завтра. У тебя, Борюсик, лекции начинаются со второй пары. Умоляю, не забудь!

– Игорь Сергеевич, это я тебя умоляю! Когда я что-то забывал?

– Ой ладно, перестань! Ну все, Борь. Мы побежали, нас ждут в канцелярии. Ладочка, прощайся с Соней и догоняй.

Толстяк повернулся и, быстро перебирая обутыми в стильные туфли короткими ножками, устремился вперед по коридору, а Лада улыбнулась и сказала:

– Ну, Соня, пока. Мой телефон ты знаешь, будем на связи. До свидания, Борис Георгиевич. Должна сказать, впечатлена вашей лекцией. Сегодня же сяду с карандашом и попробую выполнить ваше задание.

– Не сомневаюсь, Лада, у вас получится. Только пишите честно обо всем. И даже о том, что испытываете к Соне не только чувства, которые положено испытывать врачу к пациенту. Не забудьте указать, что видите в ней сексуального партнера.

Лада вспыхнула, сдернула с носа очки, дико глянула на Карлинского беззащитными глазами и бросилась бежать за толстячком, торопливо удаляющимся по коридору. И тут дядя повернулся ко мне.

– Ну, здравствуй, Соня Кораблина. Надеюсь, доехала без приключений. – Он будто бы погладил меня своими удивительными, подсвеченными изнутри глазами. Похлопал по карманам пиджака и деловито продолжил: – Так я и думал. Забыл ключи, поэтому домой попадем только вечером. Будешь со мной весь день кататься? Или, может, погуляешь по Москве?