– Слушайте, вы! Если завидуете – завидуйте молча! Ишь, аферисты! Думаете, мы не знаем про ваши делишки? В интернете про вас все написано!

Глядя в перекошенное лицо понятой, Вик тоскливо подумал, что, пожалуй, переоценил свое стремление к справедливости. Следователем прокуратуры быть вовсе не так лучезарно, как пишут в романах.

Было не поздно, часов девять вечера, когда в квартире за букинистической лавкой раздался звонок. Захар Акимович уже спал, и это было хорошо. Кому нужны пустые разговоры – кто пришел? Зачем пришел? Если старик увидит, что поздний визитер – очаровательная юная девушка, вообще не даст покоя. А Ольга Павловна, и правда, прехорошенькая. Лев разглядел ее как следует еще тогда, в их первую встречу в доме графини Святополк-Червинской. Теперь же, помогая раздеться, еще раз имел возможность в этом убедиться. И удивлялся себе, как мог не заметить ее в Англии пять лет назад.

С Анной Рудольфовной Лев и в самом деле ездил в Лондон, на теософический конгресс, где председательствовала мисс Безант. Конгресс проводился в Кенигстонских садах в «Роял Палас отеле» и промелькнул, будто в тумане. В норд-экспрессе теософка всю дорогу что-то вещала о трех возможных путях движения к постижению сверхчувственной реальности, которая стоит за происходящим в дольнем мире.

Первый путь вроде бы восточный эзотеризм, преимущественно индийский. Путь второй, кажется, христианский. А вот третий – совершенно точно – розенкрейцерский.

И Минцлова считала, что третий путь – самый верный. Ибо главная цель теософии заключается в том, чтобы человеку, как высшему созданию Божьему, получить власть над природой, подчинить себе природные законы и распоряжаться ими по своему усмотрению. Но Лев был погружен в думы о недавно погибшей невесте Раисе и не слишком прислушивался к рассуждениям провидицы.

Они с Раисой хотели пожениться и жить вместе с дедом, помогая в лавке. Может, и вышло бы из этого что-то путное, хотя вряд ли. С Захаром Акимовичем общаться было настолько непросто, что даже Семен – сын старика-букиниста и отец Льва – в свое время предпочел перебраться с семьей из квартиры за торговым залом магазинчика в мансарду под самой крышей, что было явным понижением статуса.

Лев проживал на Лубянке с самого рождения и хорошо знал порядки доходного дома и его обитателей. По тому, какую квартиру выбирал наниматель, можно было судить о его положении в обществе. В помещении под парадной лестницей проживал швейцар Осип Осипович. Дородный старик в пушистых генеральских бакенбардах топил камины и печи, обогревающие вестибюль и лестницу, драил мозаичные площадки, чистил медные дверные ручки, а ночью по звонку отпирал дверь. Далее, на первом этаже располагались офисные помещения земского банка, букинистическая лавка Тихомирова, аптека восточных трав Син Гур Ли и зубоврачебная клиника доктора Ааронова.

Большие барские квартиры в десять-пятнадцать комнат в бельэтаже снимали состоятельные господа, которые постоянно менялись, ибо обычно арендовали квартиры на сезон, до лета, а затем съезжали на дачи. За это время материальное положение нанимателей зачастую претерпевало изменения, и осенью, как правило, в бельэтаж заезжали новые господа. В таких апартаментах вместо голландских печей уже было электрическое отопление и дозволялось держать рояли.

На остальных этажах в небольших квартирках с маленькими комнатами и окнами во двор селилась интеллигенция, и тоже каждый год сменяющая друг друга. А в крошечных, под самой крышей, помещениях с низкими потолками, на мансардах и чердаках, обитали бедняки – студенты и мелкие служащие. Здесь же, по соседству, прачки сушили белье. Именно там, под крышей дома, между развешанными для просушки простынями и учебниками по гражданскому праву и прошло детство Льва. Хотя в ранней юности, до его восьмого дня рождения, они с матушкой, отцом и дедом вместе жили в небольшой, но уютной квартирке за лавкой.

Занимаясь книготорговлей всю свою жизнь, к началу двадцатого века Захар Тихомиров представлял собой уникальный образчик московского букиниста, помешанного на старинных изданиях на самых разных языках, и был профессором своего дела, не хуже легендарного Кольчугина с Никольской. Ассортимент он подбирал придирчиво.

Некогда крепкий здоровяк, дед предпринимал дальние вылазки в пришедшие в упадок барские имения и тщательно осматривал тысячи покрытых пылью томов, отбирая раритетные фолианты. Таких букинистических редкостей за долгие годы у Захара Акимовича скопилось преизрядное количество, но продавать их букинист категорически отказывался. Жил он за счет грошовой торговли подержанными учебниками, бульварными романами, сочинениями Загоскина, Булгарина, переводами Дюма, Вальтера Скотта и Диккенса.

Знающие люди, заглядывающие в лавку к Тихомирову и перебирающие его сокровища, оценивали собранную коллекцию в огромные суммы, и некоторые были готовы купить ее целиком, но деньги как таковые Захару Акимовичу были не нужны.

Довольствуясь малым, букинист и родных держал в черном теле. Каждому члену семьи заглядывал в рот, считая съеденные куски, и требовал, чтобы вещи донашивали до состояния ветоши.

Не выдержав, жена букиниста забрала сына Семена и вернулась в деревню, откуда в свое время Тихомиров увез ее в Москву, но вскоре привезла обратно, сообщив, что взрослого парня, не привыкшего к сельскому труду, в деревне ей не прокормить. Мальчишка проявил к учению большие способности, с отличием закончив городскую гимназию, и без помощи родителя поступил в университет.

Зная скаредность отца, старался перебиваться сам, давая частные уроки. Захар же Акимович, справивший Семену фуражку и шинель и обеспечивший подержанными учебниками, искренне полагал, что выучил сына на собственные деньги.

Закончив университет, Семен женился на горничной господ из бельэтажа и стал учительствовать в гимназии. Молодая родила сына, назвала его Львом, и по мере сил помогала в лавке, а потом стала хворать, пока окончательно не слегла. Семен решил, что нездоровье супруги вызвано крутым характером Захара Акимовича и книжной пылью, и, не считаясь с нехваткой средств и удобством проживания в просторных комнатах за лавкой, на восьмом году жизни Льва арендовал мансарду.

Тогда-то и появились благодетели. Торговец лесом из Нарвы Альберт Устинов снял той осенью квартиру в бельэтаже, и его супруга, чахоточная Ада Константиновна, пригласила отца давать уроки их сыну Алеше.

Лев Алешу не любил. И не просто не любил, а до нервической дрожи не мог терпеть рядом с собой разодетого в матросский костюмчик мальчишку с вечно шмыгающим носом и приоткрытым слюнявым ртом.

Льву было восемь, Алеше – лет пять, не больше, и Устиновы решили, что мальчики – друзья. Когда гулял Лев, выпускали во двор и Алешу, и соседский мальчик хвостом ходил за Львом, с восторгом выполняя все его просьбы и принимая участие в играх.

Стараясь держать себя в руках, Лев выработал определенную тактику – главное, чтобы Алеша не прикасался к нему своими липкими ручонками и как можно реже попадался на глаза. Все вроде бы было неплохо, и, засыпая, Лев каждый вечер возносил молитвы Боженьке за доброту. Но затем Лев вдруг заметил, что матушка носит старые платья мадам Устиновой. В душе поднялась волна острой боли, заглушить которую Лев пытался, запираясь в сарае, снимая ботинок и до крови расковыривая гвоздем стопу. И когда боль физическая, обостряющаяся при каждом шаге, подавляла боль душевную, Льву становилось легче.