– Как это? – не отводя глаз от сломленной ветки у себя в руке, спросил я. Мой кулак сомкнулся.

– Идем. – Летта прошла мимо меня. – Заколдованный лес, – объяснила она.

И знаете что? Такого рода объяснения мне вполне хватало, учитывая, где я находился.

Если бы я только знал, что представляет из себя Глухой лес, то взял бы заколдованные спички, и… посмотрел бы я, как он смог бы вырасти заново. Что он со мной сделал, будет сложно представить даже человеку, пережившему Великую Отечественную войну.

– Ты чего остановилась?

Летта задумавшись смотрела по сторонам.

– Заблудилась? – Я не верил, что такое возможно.

Пожевав щеку, она еще какое-то время разглядывала одно дерево, у которого, казалось, было больше всех веток, а после тронулась с места:

– Нет, идем.

– Уже нет? Или?.. – Я поспешил за ней.

Мы прошли всю тропинку, которая была единственным нашим проводником к загадочному месту. Прошли даже больше, чем ожидала сама Летта.

– Ты хотя бы можешь сказать, что мы ищем? – не выдержал я.

На что она ответила:

– Это невозможно описать словами. Ты должен это чувствовать.

То, что должна была чувствовать Летта, мне было не под силу понять. То ли таинственный шепот ветра, то ли просто щекотание пяток.

Я схватил ее за руку:

– Мы заблудились, я в этом уверен. Что происходит? Ты не чувствуешь эту загадочную штуковину?

– Чувствую, – еле слышно проговорила она.

– Так в чем дело? Почему мы все еще бродим?

Вдруг ее щеки налились краской.

– Чтобы войти в Эльвараж, нужно сказать заклинание, – прошептала она.

– Так говори.

– Не могу.

Я вскинул брови:

– А что так?

Я тоже был подростком и хорошо помнил, как это – в чем-то сознаться. Особенно если из этого следовало получить пиндюлей. Поэтому я решил помочь Летте открыться. Я присел на корточки, сделал сочувствующее выражение лица и сказал:

– Думаешь, великие волшебники ничего никогда не забывают? Помнят все заклинания, заклятия, и?.. – Я совершенно ничего не знал про магию. – Что там еще есть? – добавил я.

Еще немного, и Летта могла откусить собственную губу, так она волновалась.

– Зергус убьет меня, – сказала она. – Ты его не знаешь. Он сложит руку на посох и посмотрит вот так… – Она вытянула шею, и ее глаза сделались такими большими и круглыми, что могли в любой момент выпасть. – А потом даст какое-нибудь дурацкое-предурацкое задание!

– А Зергус – это…

– Мой учитель, – прервала меня Летта. – Всего-то самый великий и могущественный на светлой стороне Гиллиуса. Но я не виновата, что заклинание меняет каждое солнце! – вдруг закричала она. – Я не могу запоминать их постоянно! Настоящий Флэи всегда все помнит! И я все помню, просто нужно сосредоточиться, а ты мне мешаешь!

После этих слов она отошла в сторону. Я за ней наблюдал. Изредка она била себя по лбу, шепча что-то под нос. Какие-то буквы со странной интонацией. Она напоминала мне человека, пытающегося говорить без языка.

Еще немного о шмакодявке Летте (уверяю вас, мне разрешено так говорить). Она была рассеянной. Забывчивой, легкомысленной, беззаботной… она была слишком ребенком для всех, кто пытался видеть в ней взрослую. Все намеренно пытались украсть ее детство, но она всеми силами, вцепившись в него зубами, отстаивала свое право быть юной. Это мне особенно в ней нравилось.

На вспоминание заклинания, по моим подсчетам, у нее ушло минут десять, которые, по моим же подсчетам, равны двум с половиной дням в моем мире. Не хило, не правда ли? Выходит, я почти три дня отковыривал колючку из своей шевелюры, пока ждал эту девчонку.

Когда Летта убедилась, что готова произнести заветное заклинание, она велела мне встать рядом с ней, а сама выставила руку ладонью вперед. Я не сводил с нее глаз.

– Ио акарум, – сказала она, глядя в небо. – Ио бесполе. Ио маелиум. – А после она повернулась, и я увидел самые яркие глаза за всю мою жизнь.

Вдруг земля задрожала, будто огромные валуны падали с неба в нескольких метрах от нас. Деревья раскачивались из стороны в сторону, а потом все в один миг повалились на землю, будто их одновременно кто-то срубил. Я топтался на месте, охая, что в любой момент нам прилетит, но Летта заверила, что мы в безопасности. Лес рушился рядом с нами, но мы будто наблюдали это со стороны. А потом высоко-высоко в небе стали проявляться цвета. И скоро я мог разглядеть гигантскую радугу, которая медленно опускалась на землю, создавая большущую светящуюся арку из самого неба.

– Радуга из картины с девочками, – проговорил я. – Это и есть вход в то место, где находится королева?

– Идем. – Летта сделала шаг. – Вход открылся всего на пару капель воды! Скорей!

На сколько?

И не успел я сказать и слова, как Летта скрылась в арке.

Над головой порхала птичка Сирин, я ей помахал. А затем огляделся. Я не увидел ничего, кроме разрушенного леса. Подошел ближе к арке и краем ботинка зашел в таинственный вход. Моя нога стала невидимой для меня. Возможно, по ту сторону арки из ниоткуда торчала чья-то нога. Я сделал один большой шаг.

Пока я ничего не видел. Лишь яркий свет, который вынудил меня зажмуриться. Тяжесть гравитации куда-то исчезла. Мне показалось, я стал намного легче, а когда сделал вдох, то кислород очень нежно разбрелся по моим легким, и я почувствовал, как легко стало дышать. Для этого не требовалось предпринимать никаких усилий. Наверно, я испытал что-то вроде эйфории – такое чувство удивительной легкости и блаженства. До меня донесся запах чего-то сладкого. По лицу непроизвольно поползла счастливая улыбка, от которой я долгое время не мог избавиться, как ни старался.

– Что это такое? – закатывая глаза, пробормотал я. – Куда мы попали? – Я полной грудью дышал этим нечто.

– Эльвараж, – непринужденно ответила Летта. – Наше тайное место. Если не хочешь все пропустить, лучше открой глаза.

Послышались щебетание ветра, отдаленные голоса, эхом раздающийся смех. Я вдыхал аромат цветов вперемешку с запахом гор и слышал, как вдали журчит речка. Постепенно мои глаза привыкали к ослепительному свету, и я их открыл. Мы стояли по середине огромного поля с идеально подстриженной травкой. Пару мгновений спустя природа начала проявляться: кусты и деревья, разноцветные растения и цветы. Вокруг меня мелькали тени. С каждым движением они становились четче и ярче, и я понимал: мимо меня ходили гиллы.

Я появился в Эльвараже впервые, когда мне было двадцать три года. Я шел до него, начиная с Дымки, приблизительно пятьдесят шесть дней, что было равно четырем часам местного времени. Когда я переводил свое путешествие по Гиллиусу в привычное мне человеческое время, мои волосы вставали дыбом.