— О! — Долгий вздох. — Ты можешь это продемонстрировать?

И тогда Гарри развернул в своем сознании экран, на котором поверхности Мёбиуса ползли, сменяя друг друга, и уходили в бесконечность. Старый грек долго молчал, а потом устало сказал:

— Я был умным ребенком, который думал, что знает все. Время прошло мимо меня.

— Но оно тебя никогда не забудет, — живо возразил Гарри. — Мы помним твою теорему; о тебе написаны книги; даже сегодня существуют пифагорейцы.

— Моя теорема? Мои числа? Если не я, так другие сделали бы это.

— Но мы помним именно твое имя. Да и то, что ты говоришь, можно сказать о ком угодно.

— Кроме некроскопа.

— И в этом я не уверен. Возможно, были и другие. И уж точно есть по крайней мере еще один, кроме меня. Они сейчас в других мирах.

— И ты отправишься туда?

— Возможно. Вполне вероятно. И, похоже, скоро.

* * *

— Что сейчас происходит на Земле? — спросил позже Пифагор.

Гарри подозревал, что это первый случай, когда он кого-то о чем-то спрашивает.

— На этом острове, — отвечал некроскоп, — похоронено немало людей, умерших не так давно. Но ты избегал их. Они могли бы рассказать тебе о Самосе, о мире, о жизни. Но ты боялся узнать правду. И знаешь, числа — это совсем не то, что их волнует. Вернее, не совсем так. Их, конечно, интересует число драхм, которое можно обменять на фунт, немецкую марку или доллар. — Он объяснил, что это значит.

— Мир теперь так мал!

Гарри надел очки и шляпу и вышел на солнечный свет. Руки пришлось вынуть из карманов, чтобы удерживать равновесие на каменистой дороге. Пифагор сопровождал его: по крайней мере, их мертворечь не прерывалась. Когда контакт установлен, расстояние не так уж важно.

— Я распущу Братство, откажусь от него. Так много надо узнать!

— Люди побывали на Луне, — сказал Гарри.

В сознание Пифагора ворвался хаос.

— Вычислена скорость света.

— ?

— Знаешь, среди мертвых немало математиков, которые могли бы поучиться у тебя.

— У меня? Я же несмышленыш по сравнению с ними!

— Вовсе нет. Ты ведь занимался чистыми числами. За две с половиной тысячи лет ты наверняка научился производить молниеносные вычисления. Хочешь, проверим?

— Можно, я ничего не имею против. Только чтобы ничего заумного, вроде тех сумасшедших картинок, что мелькали в тайниках твоего сознания.

— Назови сумму всех чисел от одного до ста включительно.

— Пять тысяч пятьдесят. — Ответ был мгновенным.

— Молниеносный счетчик. Ты прямо говорящая логарифмическая линейка. Я думаю, что для мертвеца у тебя неплохие перспективы, Пифагор.

— Ну, это слишком простая задача. — Грек был польщен. — Такие-то вещи я помню наизусть. Умножение, деление, сложение и вычитание, да и тригонометрия тоже. Нет угла, который я не мог бы вычислить.

— Ну вот видишь! — воскликнул Гарри и сдержанно добавил: — Поверь мне, мало кто теперь знает все углы.

— А ты, Гарри? Ты тоже мгновенный счетчик?

Гарри не хотел лишать его удовольствия.

— Я — да, но у меня другое, это происходит интуитивно.

— От одного до миллиона, ну-ка?

— 500 000 500 000, — почти не задумываясь ответил некроскоп. — Половина от десяти — пять. Поставь рядом две половинки: 55. Половина от ста пятьдесят. Поставь рядом: 5050. И так далее. Для кого-то это магия, для меня — интуиция.

Пифагор был удручен.

— Ну и кому я нужен, если есть ты?

— Я же сказал, меня здесь скоро не будет, и отсутствовать я буду долго. Как ты заметил, мир стал мал, и трудно найти надежное укрытие.

Гарри нашел неподалеку от бухты маленькую таверну, уселся за столик в тени и заказал стопку узо с лимонадом. Молодые англичанки плескались в теплой голубой воде маленькой скалистой бухты. Их кожа блестела, и Гарри казалось, что он чувствует запах кокосового масла. Пифагор уловил эту картинку в сознании Гарри и нахмурился.

— Может, это и к лучшему, что у меня нет тела, а? Женщины, как и вампиры, высасывают силы из человека, — меланхолически заметил он.

Некроскоп на минуту растерялся, захваченный врасплох.

— Ах, — сказал он. — Бывают вампиры и вампиры.

Вампир внутри некроскопа, этот зародыш проникшего в него паразита, будучи еще незрелым, старался не проявлять себя, чтобы иметь возможность спокойно развиваться и продолжать постепенное преображение своего хозяина. Поэтому пока ему достаточно было поддерживать Гарри в состоянии эмоционального и умственного истощения, чтобы уменьшить вероятность того, что некроскоп ввяжется в какую-нибудь рискованную авантюру — рискованную как для него, так и, естественно, для его ужасного жильца. Причиной внезапных отклонений в поведении Гарри были прорывы зреющей в нем неуправляемой Силы. Отсюда и жгучая потребность в споре, желание загнать оппонента в тупик, и яростное умственное самоистязание, хотя он прекрасно знал, что за этим неизменно следует полная опустошенность и сильнейшее отвращение к себе.

Некроскоп не только разумом сознавал присутствие захватчика, он ощущал его в крови, как будто что-то лихорадочное влилось в жилы, взвинчивая его и заставляя быть постоянно начеку. Словно внутри него образовался вулкан, который пока что слегка курился и иногда выпускал столб пара. Не зная, когда произойдет извержение, он вынужден был не терять бдительность ни на минуту и удерживать затычку изо всех сил, со страхом и любопытством прислушиваясь к бурлению, что происходит внутри.

С одной стороны, Гарри одолевало искушение испытать в полной мере свои таланты Вамфири (они ведь уже были частью его, хотя тварь была еще зародышем), но, с другой стороны, он понимал, что это резко ускорит с трудом сдерживаемый процесс. Гарри хорошо знал, что, каким бы неразвитым ни был его симбионт, он быстро учится и быстро растет. Он не из медлительных, этот его вампир.

Паразит был упрямым и настырным, как и все его племя, но некроскоп был не менее упрям. Сумел же его сын держать своего вампира в подчинении! Раз сумел сын, сумеет и отец. Гарри был готов на все, чтобы добиться того же.

Это было нелегкое дело, даже если не принимать во внимание нынешний разлад с Великим Большинством и тот факт (а если не факт, то сильное подозрение), что отдел экстрасенсорики вот-вот объявит ему войну. Но фактом было и то, что, невзирая на все препятствия, и внешние, и внутренние, Гарри собирался передать в руки правосудия некоего дьявола; впрочем, сначала того предстояло найти.

В былые времена он подошел бы к делу на строго логической основе: составил перечень приоритетов и так далее. Но нагрузка на психику и вызванная этим усталость лишали его ясности мышления, и, хотя Гарри чувствовал, что время уходит и против него собираются силы, он никак не мог заставить себя подняться над окутавшим его мраком и начать действовать. Это угнетало и злило Гарри, он ощущал, что скоро бурлящие и рвущиеся на свободу эмоции возьмут верх.