– Пустишь к себе? – шепнул низкий голос, теплый, как парное молоко или ночная река.

Алена засомневалась, страх тонкой ниточкой стянул горло.

– Тут останусь, если не пустишь! – прозвучало из полумрака. – Говорить с тобой буду до рассвета!

Алена беспомощно оглянулась по сторонам, и вдруг ей показалось, что мелькнуло за забором что-то белое, большое… Она испуганно охнула, припомнив фигуру Варфоломея, и отчаянно замахала руками, подзывая Финиста к себе. Прогнать его Алена не могла, боялась, что улетит и никогда не вернется.

Тот, не медля ни секунды, подпрыгнул и, оттолкнувшись от козел для распилки, взобрался на крышу дровяного навеса, зацепился руками за подоконник, подтянулся, перелез в комнату. Трясясь от страха и какого-то другого, незнакомого чувства, Алена быстро захлопнула окно, задернула занавески, но перед тем глянула на улицу, чтобы убедиться: Варфоломей только померещился ей. И правда, никого на улице не было.

Финист прошелся по комнате хозяином: засветил керосиновую лампу, озарившую все неярким светом, провел рукой по ребру старого, почерневшего от времени сундука, взял и, посмотревшись, положил обратно зеркальце с Аленкиного маленького комода. Она стояла возле кровати, глядя на него с восхищением и радостью, словно каждую ночь он приходил сюда, как к себе домой, словно от рождения имел право вести себя так по-хозяйски. Его сила и уверенность завораживали и подчиняли. Алена боролась с собой, не желая сдаваться так сразу.

– Так кто ж ты есть? – спросила она, сглотнув вставший в горле противный и липкий комок.

Он пожал плечами и ласково улыбнулся:

– Человек.

– Но не такой, как все?

– Наверное, не такой.

– А откуда ты взялся?

– Оттуда, – и Финист махнул рукой куда-то в неопределенную сторону.

– Это из Ирия-сада? Тетки-сплетницы говорят, что есть такой Ирий-сад и что оттуда прилетают волшебные птицы.

– Выходит, и я оттуда прилетел.

– И что ж, много вас там – с крыльями?

– Нет, с крыльями немного. Смелость, Алена, нужна, чтобы на крыльях летать. Не все решаются.

– И обратно улетишь?

– Улечу. Вот светать станет – и улечу.

– А если не пущу?

– У! Не пустишь, так злой Кощей найдет меня и съест. – Финист засмеялся, но не слишком весело, и Алена сразу поверила в существовании Кощея. Она испуганно прижала руки к груди. Финист заметил ее жест, подошел, взял одной рукой обе ее маленькие ладошки.

– Не бойся за меня. Не надо, – шепнул он.

Губы его приблизились, мерцание золотистой кожи стало ярче, и едва уловимый запах райской земли окутал Алену туманом. Сердце испуганно забилось, подбородок прижался к груди: так страшно было взглянуть на Финиста… А он прикоснулся губами к ее волосам – нежно и сильно, поцеловал висок, и губы его были восхитительно прохладны… А потом Алена сама вдруг подняла голову и, чувствуя, как пол уходит у нее из-под ног, как меркнет свет, слыша звон нездешних колокольчиков, поцеловала его. Она хотела лишь на миг прижаться губами к губам, но он не пустил, продолжил, раздразнил ее медленными, сводящими с ума касаниями, обхватил руками ее голову; волосы заструились меж пальцами… Сладость поцелуя была непереносимой. Алена застонала, а затем коснулась рукой его шеи, его золотистой светящейся кожи и твердой косточки ключицы. И стоило только ощутить под пальцами его тепло, и бархат кожи, и размытый ритм дыхания, как захотелось прижаться всем телом. Тонкая ткань сорочки показалась грубой и жгучей, словно сплетена была из крапивных стеблей…

Он раздел ее осторожно и мягко, не переставая целовать; уложил на постель, убаюкивая прикосновениями, не давая опомниться; потом прижался свободным от одежды телом, Алена подалась вперед и вверх… Стало горячо, и немного больно, и чуть-чуть обидно, и она, опомнившись, хотела просить пощады, но он был словно не с ней, двигался мощно и страшно, и она притихла, замерла – а потом вдруг увидела его глаза, серые, смеющиеся, совсем близко.

– Люблю тебя, милая. Люблю, – шепнул он, проведя рукой по ее щеке, и ей снова стало спокойно и радостно.

– Правда ли? – спросила Алена, прижимаясь к его теплому боку.

– Правда…

– И я тебя – больше жизни. Сразу, как увидела, полюбила…

Финист быстро уснул, а Алена не спала, лежала рядом. Лампа погасла, и она могла лишь угадывать в темноте очертания его тела да слышать дыхание. Алене хотелось дождаться рассвета и проводить Финиста поцелуем, взглянуть в его глаза, убедиться, что любит, что не забудет, прилетит снова.

Мерно тикали в бревнах жучки-древоточцы, постукивали жесткие лапки еще какого-то ползущего по стене насекомого. Алена раздраженно смахивала со щеки прилипшую паутинку, но стряхнуть все никак не могла. А потом, незаметно для себя, погрузилась в глубокий сон.

Проснулась Алена на заре. Финиста рядом уже не было, да и ничто в комнате не напоминало о том, что ночью она была не одна.

За дверью Алена столкнулась с сестрой, и вид у Лизаветы был такой, словно она специально стояла здесь и ждала.

– Что за шум у тебя ночью был? – спросила сестра, хитро прищурив глаз. – Возня какая-то… А?

– Ничего не было, – храбро ответила Алена. – Спала я. Может, ворочалась; неудивительно – после болезни-то.

– А чего Варфоломей под окнами ходил?

– Лиза, да он ведь всегда ходит…

– А я давеча видела, как вы у забора обжимались.

– Не обжимались мы!

– Ох, гляди, Аленка: все отцу скажу. Вот он Варфоломею покажет, как девок портить!

– Да говори! Говори! – Алена развеселилась. – Не было тут его. И никого не было. А тебя трепушкой назовут. Вот хочешь позориться – позорься!

– Да отец только на простыни твои посмотрит – все и ясно станет ему.

– Да пусть смотрит! – фыркнула Алена. – И ты смотри, если хочешь.

Лиза не побрезговала – пошла смотреть, откинула лоскутное одеяльце и даже подушку приподняла. Простыни были чистые и свежие и хранили разве что смутный запах молодого девичьего тела.

– Не грусти, родная моя. Чего ты грустишь?

– Не знаю, отчего. – Алена подняла на Финиста испуганные глаза.

– Может быть, ты не рада мне?

– Рада! Очень рада! – Алена сложила руки, словно моля, чтобы Финист поверил ей. – Просто сестра моя, Лиза, услышала что-то прошлой ночью, да явилась выспрашивать, да простыни все обнюхала, как будто собака.

– И что ж ты сказала?

– Да ничего. Она на Варфоломея подумала, а Варфоломеем здесь и не пахнет.

– А кто это – Варфоломей?

– Ухаживает за мной. Замуж звал.

– А ты не пошла?