— В полукилометре от вашего дома найден труп женщины. Мы проверили ее вещи, там оказался паспорт на имя Беловой Рины Павловны. Вам это имя о чем-нибудь говорит?

Пару минут Илона переваривала услышанную новость, после чего вдруг протянула руку по направлению к туалетному столику и прошептала побелевшими губами:

— Дай… Я не могу…

Я достала ей несколько видов таблеток, она выбрала синие и засунула в рот сразу две штуки. Я помогла ей присесть на кровать.

— Да, эта женщина работала в доме в качестве прислуги, — вместо нее ответила милиционеру Марго.

— Ага.

Оперативник взял рацию, из которой сразу же посыпались треск и помехи.

— Да. Да. Отсюда. Ага! Подъезжай. Э-э, — захотел он привлечь к себе наше внимание, хотя мы и так на него смотрели. — Мне нужны ваши показания. Пройдемте вниз, сейчас опергруппа приедет.

Милиция подъехала через десять минут.

Оперативники, узнав, где комната Рины Павловны, прошли туда, обозрели погром и стали все фотографировать и снимать дактилоскопические отпечатки.

Вскоре сотрудники опергруппы расползлись по всему дому, опрашивая свидетелей, — Маргарита отвечала вдумчиво и сосредоточенно, Илона попросила пока оставить ее в покое, а я, которая старалась соблюдать логику в изложении, кажется, еще больше все запутала.

— Это вы обнаружили исчезновение пострадавшей?

— Да, я и гражданка Арсентьева.

— Что вы увидели, когда вошли?

— Сначала я увидела ковер, весь в каких-то пятнах. Я подумала, что, наверное, воду пролили, а следы не высохли. Потом я увидела перевернутое кресло, с его ножек свисал красно-синий халат…

— Вы трогали что-нибудь?

— Боже упаси, нет, конечно!

— В каких отношениях вы были с покойной?

— Э-э… в смысле?

— С какой целью вы пришли к ней в комнату?

— Поговорить.

— О чем?

— Э-э…

— Вы знали, что покойная перед сном принимала барбитураты?

— Нет.

— Вы слышали подозрительные звуки вчера вечером?

И вот так два часа. Одно и то же, одно и то же. Вскоре, когда меня наконец отпустили, я сбежала наверх, в комнату для гостей, где нашла такую же страдалицу, как и я.

— Они меня доконают! — простонала Маргарита, прикладывая руку ко лбу.

— Тебя-то за что? Я теперь, наверное, самый подозрительный субъект во всем доме. После каждого ответа на вопрос этот опер на меня так смотрел, что я уже чую запах тюремных нар. Будешь мне сухари посылать?

— Ты же не любишь сухари, — серьезно ответила мне Марго.

Это стало последней каплей. Я не выдержала и истерически расхохоталась. Марго неуверенно фыркнула, но поддержала меня.

Мало-помалу опера разъехались, строго приказав нам никуда не уезжать, взяв всевозможные подписи, отпечатки и заставив нас расписаться в протоколах допроса свидетелей. Только на меня извели больше пяти листов казенной бумаги. К обеду я чувствовала себя совершенно вымотанной и обессилевшей.

Обед нам пришлось готовить самим. Но аппетита у нас не было. Сейчас нас интересовало, когда и почему исчезли Полина и Мика. Так неожиданно и, главное, очень вовремя избежав допроса. Но зато все подозрения в убийстве Рины Павловны пали теперь на них. А в том, что это было убийство, никто не сомневался. Несчастной кухарке проломили череп, по мнению оперативников, разводным ключом, который валялся неподалеку. На нем сохранились кусочки кожи, волос и крови жертвы. Только вот отпечатков на рукоятке ключа так и не нашли. Следов возле тела было множество, особенно мужских, сорокового размера. Милиция немедленно ревизовала всю обувь, бывшую в доме, для проверки на соответствие. Но ничего подходящего среди нее не было. Размер ботинок мужа Илоны был сорок четвертый, мой — даже мои сапожки проверили! — тридцать девятый, Марго вообще в расчет не взяли с ее-то золушкиными ножками.

Короче, когда оперативники уехали, мы остались среди переворошенного дома. С изгвазданными полами и совершенно сбитыми с толку мозгами. Что произошло? Почему убили Рину Павловну? Куда делась эта парочка, Полина и Микаэль, которые, казалось, друг друга едва понимают? И почему они исчезли так, что не оставили ни малейшего следа пребывания в доме? Хотя, конечно, пару их отпечатков милиция, может, и найдет, но толку от них, если они никогда не привлекались к уголовным делам? Мика — тот вообще иностранец. Он произвел на меня впечатление такого рохли, что сейчас я пребывала в немом изумлении от его выходки. Кстати, насколько я помню, нога у него была не очень большая для мужчины. Скорее всего, тот самый искомый сороковой размер. А Полина? Единственное, что свидетельствовало о ее недавнем присутствии в комнате на втором этаже, так это то, что там не было пыли. Но отсутствие пыли нельзя считать достаточной уликой, а отпечатки в своей комнате она тщательно уничтожила. Зачем?

Милиция очень внимательно все осмотрела. К тому времени, когда они уже уезжали, я запоздало припомнила, что мы не потребовали у них ордер на обыск. Эх, мы, клюшки старые! Заходи, кто хочешь — ищи, что хочешь!

Я отправилась к Маргарите, которая сидела у Илоны.

— Я ничего не понимаю, — стенала Илона. — Марго, хоть ты объясни мне что-нибудь.

— Да что тут объяснять, — встряла я. — Свистнули колье, да и ноги делать. А Рину Павловну убили. Не знаю, почему. Может, для отвода глаз?

— Нет, колье на месте, — возразила Илона. — Вот оно.

Она показала мне украшение, с которым не расставалась теперь ни на секунду.

— Я даже спала с ним вместе, чтобы никто снова не украл.

Неожиданно Марго попросила посмотреть колье поближе.

— Ты думаешь, что оно ненастоящее? — без тени насмешки спросила Илона. Марго молча кивнула, рассматривая камни.

— Спешу тебя обрадовать, это бриллианты. В чем в чем, а в камнях я разбираюсь лучше, чем свинья в апельсинах.

Марго медленно кивнула, соглашаясь и возвращая ювелирное изделие хозяйке.

— Просто недавно в городе арестовали трех дельцов, которые изготовляли из стразов великолепные копии известных ювелирных украшений. Но, похоже, твое действительно в порядке. А я думала…

— Что это Полина с Микой его украли? — спросила Илона.

— Да. Знаешь, сегодня день Обезьяны, то есть в этот день велика вероятность всяческих казусов.

— Не поняла… — сказала Илона.

— Ну-у… Всевозможные неурядицы, неожиданные случайности. Обезьяна очень любит подшутить над человеком в свой день, ставит ему препятствия, создает курьезные ситуации.

— Да мне-то в этом какая радость? — горько воскликнула Иля.

— А такая, что они могут сами себя обмануть.