Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через 27 поколений у мышей из первой группы развились заметно более толстые бакулюмы. Двадцать семь мышиных поколений — это около пяти лет. Даже за такой короткий промежуток времени посткопуляционный половой отбор сделал эти кости чем-то потенциально более конкурентоспособным.
А что же люди?
Как показывают эти примеры, различные эволюционные процессы приводят к появлению огромного разнообразия гениталий, по крайней мере среди хорошо известных науке интромиттумов (я уже отмечала, что принимающие их органы, влагалища например, изучены хуже). Как выразился Шильтуйзен, гениталии — самая яркая демонстрация силы эволюции. Результатом ее работы стало формирование различных интромиттумов из огромного количества вариантов исходных тканей у беспозвоночных (это мы рассмотрим более подробно в следующей главе). У амниотов интромиттум возник лишь один раз — с этим, по-видимому, согласны все ученые (это было доказано исследованиями туатары). Имея в своем распоряжении этот первый интромиттум, эволюция создала все, от довольно безликого человеческого пениса до органов, которые выглядят вот так.
Гемипенисы змей Rhadinaea taeniata. Рисунок выполнен В. Г. Кунце по Mayers, 1974
Теперь давайте посмотрим, какие именно процессы приводят к формированию подобных органов.
3. Что представляет собой пенис? Больше, чем вы думаете. Может быть, не то, что вы думаете
Хотя люди вокруг очень много говорят о пенисах, их представления об анатомии полового члена, пожалуй, ограничены несколькими фактами: пенис при возбуждении увеличивается, а также становится более упругим, он состоит из кожи, мышц, кровеносных сосудов и пещеристых тел. Как бы люди ни любили посылать друг другу дикпики, перечисленные составляющие довольно скучны по сравнению с тем, что использует природа для создания интромиттумов других животных. Поэтому некоторые пенисы представляют собой совсем не то, что вы думаете. А иногда то, что кажется пенисом, таковым не является.
Первое четырехцветное печатное изображение члена
Всякий раз, когда люди находят новое средство художественного самовыражения, пенис уже тут как тут. На древних рисунках мы иногда видим мужчин с членами во время охоты. Самые ранние изображения человеческих пенисов на вазах и металле насчитывают тысячи лет. Так что неудивительно, что, когда Якоб Кристоф Ле Блон изобрел четырехцветную печать, чуть ли не первым, что он напечатал, было изображение члена.
Гравер Якоб Кристоф Ле Блон (1667–1741) родился в Германии и с опозданием был признан изобретателем цветной печати, которую впервые опробовал в 1704 г. По-видимому, понимая, какой прорыв он совершил, Ле Блон держал открытую им технологию в секрете и попытался заняться печатным бизнесом в Лондоне. Бизнесмена из него не получилось, и в 1723 г. он уже работал у королевского анатома.
Да, у короля Англии Георга I был собственный анатом — Натаниэль Сент-Андре (ок. 1680–1776), которого один биограф назвал «бессовестным подхалимом». Этот подхалим допустил большую карьерную ошибку, написав трактат под названием «Краткое повествование о необычайном рождении кроликов» (в трактате описывалась женщина, якобы выносившая и родившая 18 кроликов[62]). Однако Сент-Андре говорил по-немецки, и это cделало его полезным для королей из Ганноверской династии. Также ему приписывается изобретение способа подготовки анатомических образцов с помощью инъекций парафина.
Сент-Андре видел пользу от сотрудничества с Ле Блоном в том, что тот умел изготавливать цветные гравюры с анатомическими изображениями{29}. Историки сообщают, что эти гравюры предназначались для книги, которую Сент-Андре планировал опубликовать, но (возможно, из-за оглушительного фиаско с кроликами) так и не опубликовал{30}. Во всяком случае, в 1721 г., за пару лет до того, как «бессовестный подхалим»{31} стал королевским анатомом, Ле Блон создал для него гравюру, изображающую человеческий пенис без кожи. Она прекрасно иллюстрировала кровоснабжение полового члена и, несомненно, должна было войти в неопубликованную книгу Сент-Андре.
Гравюра, подписанная по-французски «Анатомический препарат мужских половых органов», в итоге стала иллюстрацией для книги «Симптомы, природа, причины и лечение гонореи» (The Symptoms, Nature, Cause, and Cure of a Gonorrhoea), написанной человеком по имени Уильям Кокберн. По понятным, вероятно, причинам он опубликовал свой фолиант анонимно[63]. Первый в истории цветной дикпик сам Ле Блон описал как «первую или одну из первых когда-либо опубликованных цветных меццо-тинто»[64]. Четыре оригинальные версии гравюры выставлены в музеях Великобритании, США, Франции и Нидерландов[65].
Детали изображений из книги Кокберна. Рисунок выполнен В. Г. Кунце по Cockburn, 1728
Первое четырехцветное печатное изображение пениса (одно из первых подобных печатных изображений) дополняет историю о том, как член и его строение завоевали внимание анатомов, изучавших половые органы, в отличие от вагины. Разумеется, все анатомы были мужчинами, и Кокберн здесь — отличный пример. В своем удивительно подробном исследовании гонореи он описывает анатомию половых органов человека. Вагине он посвящает около 420 слов. Согласно его описанию, из вагины вытекает моча. Шейку матки он называет «сфинктером уретры»[66], который можно растянуть[67]. Из этой области, по его словам, текут «заразные потоки», грозящие мужчине заражением гонореей (ну вот, опять женщины что-то источают). Автор подозревает, что женщины недостаточно ухаживают за влагалищем и поэтому оно становится «очагом» болезни.
Далее Кокберн переходит к рассмотрению пениса, с любовью посвящая ему около 5000 слов и описывая его от головки до основания. В этом море подробностей встречаются упоминания нескольких анатомов, современников или предшественников Кокберна. Все они были мужчинами, и все они были чрезвычайно заняты изучением члена — настолько, что автор перед всем этим словоблудием отметил, что «нам следует взглянуть на влагалище пристальнее, потому что оно может играть более серьезную, чем это принято считать, роль в течении этой болезни». Кокберн в 1713 г. призывает изучать вагину, но после своего пламенного призыва снова переключается на пенис. Так еще долго будут делать его коллеги.
Однако Кокберн совершенно по-феминистски призывал ученых «освободиться от рабства мнений, укорененных в нас Образованием… на самом деле они поддерживаются Трусостью». Триста лет спустя я вторю Кокберну и призываю тех, чьи предубеждения долгое время определяли направление научных исследований, освободиться от рабства мнений, разделяемых лишь половиной человечества.