Что-то здесь не так, сказал Дин. Давайте сматываться.

Я представила Маргарет в доме с привидениями. От этой мысли на глаза наворачивались слезы.

Брайс протянул мне новый косяк, но я просто держала тонкую папироску в руке. Внезапно я заметила пятно его слюны на ободке.

Да я ни за что не засуну это себе в рот.

Когда я угрожала Маки ножом, я была в адреналиновой горячке. Считайте меня антисоциальной, но я бы предпочла эту горячку тому, что почувствовала, узнав, что Маргарет очутилась в «Склепе». Это было просто невыносимо. Чувства нас обезоруживают, это я уже поняла.

Ты какая-то перевозбужденная, отметил Брайс.

Как меня задрали люди, которые мне говорят, что я какая-то перевозбужденная.

Да она ведь даже не твоя подруга, сказал Брюс. Какая тебе разница? Она всегда нам говорила, что ты сноб.

Заткнись, Брюс. Ребята, вы ведь надо мной издеваетесь, правда? Маргарет вовсе не в «Склепе»? Врете, уроды?!

С каких пор ты стала такой языкатой? Ну выкури косяк, чего тебе стоит? Трава просто первоклассная.

Может, они и правы. Маргарет была сучкой. Ненормальной. И ее заточение в «Склепе» не имело никакого отношения к шлангу, моему бывшему мальчику, моему поведению в женском туалете – как я бормотала извинения вместо того, чтобы прямо сказать, что ненавижу отморозков за то, что они сделали. Вот, например, Китаянка – Китаянка же прошла через гораздо худшее, и все равно смогла села в автобус. Мистер Клейн рассказал нам о теории, которую церковь пыталась предать анафеме. Выживание сильнейшего. Выживают только самые-самые.

Ну да, подумала я, теория подтверждается.

Я протянула косяк Брюсу, отряхнула грязь с рук и вытащила нож. Мне бы стоило прирезать их обоих, но я лишь нарисовала на земле сердечко. Только не спрашивайте меня, зачем. Я нарисовала черное сердечко, а потом это сердечко из грязи пнула каблуком.

Пятого июня, напомнил Брайс, я заеду за тобой домой. Захвати с собой кучу свитеров, по ночам там бывает холодно.

Да ты шутишь, сказала я. Типа, я не знаю.

Господи, угомонись. Я всего лишь не хочу, чтобы ты подхватила воспаление легких.

О, Сара, а я тоже нашел работу, гордо сообщил Брюс. Буду заправлять машины на бензоколонке в заливе Кадборо. У меня будет такой голубой комбинезон, и я стану бензиновым плейбоем для всех богатеньких склочниц из залива Кадборо. Но мне пофиг, я буду обкуриваться каждый божий день до потери пульса.

Ага, а мы будем обкуриваться на озере Слепень, сказал Брайс. Я беру с собой кальян, станем курить план дни напролет.

Потом он пропел это как песню:

Привезу кальян, станем курить план.

Брюс и Брайс засмеялись.

Привезу кальян, станем курить план.

Я засмеялась с ними – вот поэтому я ненавижу марихуану. Из-за нее смеешься над тем, что на самом деле абсолютно не смешно.

Я слышала, что вишневые деревья были подарком китайского императора. Мне казалось, это самые красивые деревья в мире, и как жаль, что их посадили вдоль дороги к «Склепу». Изысканные черные ветки были покрыты нежно-розовыми лепестками. На ветру небо наполнялось их ласковым трепетанием.

Я потянулась и срезала веточку, которую хотела вручить Маргарет, потому что у меня не было с собой ни открытки с добрыми пожеланиями, ни жизнерадостного букета.

Я чувствовала себя не лучшим образом и хотела попросить комнату.

Потом, когда я хорошенько высплюсь, я ворвусь в комнату Маргарет, энергичная, как Китаянка. Привет, подруга, заору я, давай развлекаться. Если потребуется, я заберу ее из психушки с боем или тайно увезу в тележке из прачечной и поведу знакомиться с Джастиной.

Как только я вошла в дверь, я пожалела, что не одета приличнее. Помещение наводило тоску и смотрелось совсем казенным. Мрачная седая женщина в старушечьих очках отбивала дробь на печатной машинке. За ней по всей стене толпились бежевые стеллажи. Все помещение было таким бежевым, безжизненным и суровым, что мне хотелось орать.

Послушайте, сказала я машинистке, которая будто аршин проглотила, где Маргарет Хейл? Я бы хотела увидеть ее сейчас же!

Прошу прощения, чопорно ответила она, нашим гостям запрещены посетители.

Гостям – клянусь, она именно так сказала. Будто «Склеп» – аристократический салон, а не место, куда полицейские запирают психопатов и самоубийц.

Я села на бежевый диван, придерживая вишневую ветку коленями. Она стучала по клавишам и полностью меня игнорировала.

Маргарет важно ходила по школе в облегающих джинсах и белых лодочках.

Сейчас она, должно быть, накачана успокоительными.

Она где-то тут, в одной из безмолвных комнат.

Маргарет, проснись, запусти свое сердце, вспомни, что ты была крутой девицей-наркоманкой. Вспомни как рисовала «АС/DC» в блокноте, и зазубренная молния в середине получалась у тебя такой живой. Помнишь, когда Дейл впервые назвал тебя Норкой, ты медленно-медленно обернулась и сказала: Дейл, закрой свой грязный рот. Не смей! Не думай даже! Помнишь, как ты пила джин из фляжки прямо на биологии?

Если бы только я могла прорваться через бежевую дверь с огромной железякой в середине, растрясти Маргарет и сказать: Вспомни же, какой ты была несгибаемой. А что, если бы я прорвалась, зашла в комнату и увидела ее безжизненной, с обритыми кудрями, с расцарапанным черепом, покрытым отрастающей желтой щетинкой? С землистой кожей в синяках, укутанную в жесткую, натирающую материю. А может статься, она совершенно спокойна, взглянет на меня пустыми и отсутствующими глазами. Я решила, что худший вариант – это если испарилась вся ее суровость и ее заставили меняться. Нельзя представить ничего хуже Маргарет, превратившейся в хорошую девочку из-за того, что сотворили с ней эти идиоты. Я бы взглянула на нее, и она бы сказала только: Сара, мне много лучше. Я так спокойна.

Я встала и пошла к даме, вынашивая новый план. Я решила повести себя малость съехавшей, тогда им придется поместить меня в палату. Однажды я принимала ЛСД и сейчас пыталась вспомнить, как это было, чтобы начать нести чушь. На стене висел плакат идиотского мультика про жирного рыжего кота Гарфилда. Я решила сделать вот что: указать на Гарфилда и забормотать, что это Джим Моррисон. Идиотически посмеиваясь, сказать: Да это же Царь-Ящер! Встать на четвереньки, ползать по полу и тихо напевать «Верхом сквозь ураган». Может, надо еще перевернуться на спину и пустить слюну.

Китаянка прекрасно бы справилась. Она великолепно изобразила бы умалишенную, беснуясь и плюясь. Потому что она умела сорваться с цепи. А вот я нет. Совершенно необъяснимо – лихорадка в сердце, шторм в венах, и все равно я не могу потерять над собой контроль.

И вместо этого я положила увядающую ветку на бежевую стойку, отделяющую меня от печатающей матроны. Как себя чувствует Маргарет? спросила я. Она в порядке? Я приложила максимум усилий, чтобы звучать приветливо и переманить ее на мою сторону.